Это замечание привлекло внимание Велка. О том, что сегодня день Святого Марка, никто не должен был знать. Никто не праздновал этот день, даже мать Святого Марка. Только для Велка и Черни, шалопаев и охотников за сокровищами, его существование что-то значило.

— Прошу прощения… — сказал Велк.

— Понятия не имею, что это значит, — ответил Майло. Кто-то еще из учителей, направлявшихся в свой кабинет, приветствовал его, и он повернулся, чтобы ответить. Велку захотелось дернуть Майло за руку, чтобы не отвлекался от разговора. Ему пришлось сделать усилие, чтобы удержаться. Повернувшись обратно, тот, видимо, заметил его интерес.

— А с тобой он об этом не говорил? Вчера он не мог думать ни о чем другом. Все силовая линия да силовая линия.

Силовая линия…

Если никто не знает о дне Святого Марка, значит, о силовых линиях тем более никто знать не должен. Особенно здесь, в Генриетте, штате Вирджиния. И уж, конечно, один из самых богатых учеников Эглайонби. Да еще и в связи с днем Святого Марка. Это было открытие Велка, сокровище Велка, десять лет Велка. С какой стати Ричарду Ганси III пришло в голову говорить об этом?

Слова «силовая линия», произнесенные вслух, пробудили воспоминание: Велк в глухом лесу; на верхней губе выступил пот. Ему семнадцать, его бьет дрожь. С каждым ударом сердца границы его поля зрения пронзают красные полосы, окружающие его деревья темнеют в лад с пульсом. От этого кажется, что все листья движутся, хотя в воздухе нет ни ветерка. Черни лежит на земле. Не мертвый, но умирающий. Он все еще скребет ногами по неровной земле возле его красного автомобиля, сгребая в кучки опавшие листья. Его лицо… лица просто нет. В голове Велка шепчут и шипят потусторонние голоса, слова то доносятся обрывками, то сливаются между собой.

— Наверное, какой-то способ электроснабжения или что-то в этом роде, — добавил Майло.

Велк вдруг испугался, что Майло увидит его воспоминания, услышит невнятные голоса, звучавшие в его голове, непостижимые, но все же существующие с того самого, мягко говоря, неудачного дня.

Он старался сохранять невозмутимое выражение лица, хотя на самом деле думал об одном: если здесь ищет кто-то еще, значит, я был прав. Это должно быть где-то здесь.

— И что же он говорил насчет того, зачем нужны эти силовые линии? — как можно небрежнее осведомился он.

— Не знаю. Вроде бы ничего. Да ты его сам спроси. Уверен, он тебе все уши прожужжит. — Майло оглянулся на подошедшую к ним секретаршу. На плече у нее висела сумка, в руке был жакет. После дня, проведенного в офисе, подведенные глаза заметно расплылись.

— Обсуждаете Ганси третьего и его навязчивую идею насчет Новой эры? — поинтересовалась она. В ее волосах торчал карандаш — очевидно, чтобы не потерять его, — и Велк задержался взглядом на выбившихся прядках вокруг грифеля. По ее позе было ясно, что она втайне увлечена Майло, даже несмотря на его клетчатые рубашки, вельветовые брюки и бороду. — А вы знаете, сколько стоит Ганси-старший? — спросила она. — Интересно, знает ли он, на что его ребенок тратит время? Боже, из-за этих малолетних титулованных мерзавцев мне порой хочется вскрыть себе вены. Джона, ты составишь мне компанию на перекур?

— Я бросил, — ответил Майло. Он украдкой перевел взгляд с секретарши на Велка, и Велк догадался, что он думает о том, сколько мог стоить когда-то отец Велка и как мало он стоит сейчас, через много лет после того, как благодаря судебным процессам оказался на первых полосах газет. Вся молодежь среди преподавателей и администрации ненавидела учеников Эглайонби, ненавидела их за то, что у них есть, и за то, что они представляют собой, и Велк знал, что все они втайне радовались, когда он рухнул с высот и оказался в их рядах.