— Не стреляй без команды! — крикнул Скотт, оглядываясь в ту и другую сторону по дороге. На улице не было ни души.

— Слева, — сказала Ханна. Повернувшись, Скотт увидел старика с черно-белой куфией на голове и в длинной белой рубахе, схваченной толстым ремнём на талии. Он медленно шёл к ним, подняв руки над головой.

Старик остановился под пристальным взглядом Скотта в нескольких шагах от «кадиллака».

— Меня послали деревенские старцы, потому что только я говорю по-английски. — Старика била дрожь, и говорил он запинаясь. — Мы думаем, что вы террористы, которые пришли убить Саддама.

Скотт ничего не сказал.

— Пожалуйста, уезжайте. Оставьте нашу деревню и быстрей уезжайте. Возьмите джип, а мы закопаем солдат. Тогда никто не узнает, что вы были здесь. Иначе Саддам убьёт нас всех до одного.

— Скажите вашим людям, что мы не желаем им зла, — сказал Скотт.

— Я верю вам, — ответил старик, — но, пожалуйста, уезжайте.

Скотт выскочил вперёд и стащил форму с самого высокого из солдат, пока Кохен держал старика под прицелом. Азиз проделал то же самое с другими тремя, а Ханна тем временем схватила из «кадиллака» сумку Скотта и запрыгнула на заднее сиденье джипа.

Азиз бросил в джип форму и сел за руль. Двигатель все ещё работал. Он включил заднюю передачу и развернул машину в обратном направлении, пока Скотт запрыгивал на переднее сиденье. Машина медленно двинулась из Туз-Хурмату. Кохен развернул пулемёт в сторону деревни, одновременно ударяя кулаком другой руки по раненой ноге.

Скотт увидел, как на дорогу осторожно вышли несколько местных жителей и бесцеремонно поволокли с дороги тела солдат. Один из них забрался в «кадиллак» и стал сдавать его в переулок. Через несколько секунд их уже не было видно. Скотт повернулся и стал смотреть вперёд.

— До шоссе ещё мили три, — сказал Азиз. — Что будем делать?

— У нас только один шанс проскочить через границу, — ответил Скотт. — Поэтому сворачивай-ка пока вон в ту рощицу. Нам нельзя появляться на шоссе до наступления полной темноты.

Он посмотрел на часы. Они показывали 7.35.

Ханна почувствовала, что на лицо ей капает кровь. Она посмотрела вверх, увидела глубокие раны на ноге Кохена и, быстро оторвав край своего яшмака, попыталась остановить кровотечение.

— Как ваши дела, Кохен? — обеспокоенно спросил Скотт.

— Не хуже, чем когда меня укусила женщина в Танжере, — ответил он.

Азиз расхохотался.

— Как ты можешь смеяться? — сказала Ханна, продолжая обрабатывать рану.

— Потому что это из-за него она укусила меня, — сказал Кохен.

После того, как Ханна закончила бинтовать, все четверо переоделись в иракскую форму и стали наблюдать за дорогой. За час по ней проехало несколько деревенских жителей на осликах и чуть больше прошло пешком в ту и в другую сторону, но единственным транспортным средством за все это время был старый трактор, возвращавшийся в деревню после работы в поле.

Постепенно стало ясно, что жители деревни сдержали своё обещание и не стали связываться с армейскими патрулями.

Когда на дороге в уже наступившей темноте больше ничего нельзя было разглядеть, Скотт в последний раз изложил свой план. Все согласились, что выбор у них был ограничен.

До границы оставалось сорок пять миль, но теперь Скотт понимал, какую опасность они могли принести в любую деревню, попавшуюся им по пути. Он отнюдь не считал свой план идеальным, но ждать в горах было больше нельзя. Пройдёт немного времени, и здесь будет полно солдат.

Скотт проверил, как на них сидит форма.