— Не много. — Она понизила голос. — Отметил лишь, что станет для иракцев мишенью номер один, если начнётся охота на Саддама.

— Реакция простого смертного, — заметил Скотт.

— Давай не будем о политике, — сказала Сьюзан. — Поговорим о более интересных вещах. Почему ты считаешь, что Чицери не оценили, а Беллини переоценили? — поинтересовалась она, и Скотту стало ясно, что его личное дело тоже, очевидно, побывало у неё в руках.

— Так вот почему ты пришла! Из любви к искусству.

Следующий час они говорили о Чицери, Беллини, Караваджо, Флоренции и Венеции, пока возле них не появился метрдотель.

Он порекомендовал шоколадное суфле на десерт и выразил на лице разочарование, когда услышал их дружный отказ.

За кофе Скотт рассказывал гостье о своей жизни в Йеле, и Сьюзан призналась, что временами жалеет о своём отказе пойти преподавать в Стэнфорде.

— Твоя эрудиция сделала бы честь любому из университетов.

— Но только не Йельскому, профессор Брэдли, — сказала она и сложила свою салфетку. Скотт улыбнулся. — Спасибо за приятный вечер, — добавила она, когда метрдотель принёс счёт.

Скотт быстро подписал его, надеясь, что она не видит и что бухгалтерия ЦРУ не станет выяснять, почему он ужинал втроём.

Когда Сьюзан зашла в туалет, Скотт посмотрел на часы. Десять двадцать пять. Последний самолёт улетел почти час назад. Он прошёл к стойке регистрации и спросил, может ли он остаться ещё на одну ночь. Дежурный за стойкой нажал несколько клавиш на компьютере, разобрался с результатами и сказал:

— Да, все в порядке, профессор Брэдли. Континентальный завтрак в семь и «Вашингтон пост», как обычно?

— Да, спасибо, — сказал он, когда Сьюзан оказалась рядом.

Она взяла его под руку, и они направились к стоянке такси на подъездной дорожке, выложенной булыжником. Швейцар открыл заднюю дверцу первого такси, и Скотт ещё раз поцеловал Сьюзан в щеку.

— Надеюсь на скорую встречу.

— Это будет зависеть от госсекретаря, — сказала Сьюзан с усмешкой, садясь на заднее сиденье такси. Дверца за ней закрылась, и такси скрылось на Массачусетс-авеню.

Скотт глубоко вдохнул вашингтонского воздуха и решил, что после двух ужинов ему не вредно прогуляться вокруг квартала. В голове у него постоянно возникали то Саддам, то Сьюзан, и он чувствовал, что оба они остаются для него загадкой.

Через двадцать минут он вернулся в «Риц-Карлтон», но, прежде чем подняться в номер, зашёл в ресторан и вручил метрдотелю двадцатидолларовую купюру.

— Благодарю вас, сэр. Надеюсь, вам понравились оба ужина.

— Если вам когда-нибудь понадобится дневная работа, — сказал Скотт, — я знаю одно место в Виргинии, где вы могли бы озолотиться с вашими талантами. — Метрдотель поклонился. Скотт вышел из ресторана, поднялся на лифте на пятый этаж и пошёл по коридору в номер 505.

Вынув ключ из замка и толкнув дверь, Скотт удивился, что оставил свет включённым. Он снял пиджак и прошёл в спальню. Увиденное там заставило его застыть на месте с округлившимися глазами. В кровати сидела Сьюзан в довольно прозрачном неглиже и читала, пристроив очки на кончике носа, его заметки о сегодняшней встрече. Она посмотрела на него и обезоруживающе улыбнулась:

— Госсекретарь велел мне выяснить о тебе как можно больше до нашей следующей с ним встречи.

— Когда ваша следующая встреча?

— Завтра утром, ровно в девять.

Ирландец выполнил две копии Декларации независимости сорок восемь дней спустя после того, как Анжело поставил ему «Гиннесс» в баре Сан-Франциско.