Она закрыла свою комнату на два замка и покинула посольство через пожарный выход. Ханна рассказала ему, что чувствовала она себя при этом как школьница, сбежавшая из интерната на ночную вечеринку.

— Лучшей вечеринки я не помню, — сказал он под конец, прежде чем они заснули в объятиях друг друга.

День начался у них с того, что, отправившись в поход по магазинам на бульваре Сен-Мишель, они накупили одежды, которую она не могла носить, и под конец приобрели галстук, на который он никогда бы не решился прежде. Ленч в кафе на углу занял у них два часа, которые прошли за салатом и одной бутылкой вина. По Елисейским полям они шли, держась за руки, как все влюблённые, а затем встали в очередь, чтобы посмотреть выставку Клодиона в Лувре. Это был шанс поделиться с ней чем-то, о чем знал, но который потом обернулся тем, что он сам оказался слушателем. В маленьком магазинчике под Эйфелевой башней он купил ей широкополую шляпу, в каких ходили туристы, и ещё раз убедился, что она выглядит сногсшибательно в любом наряде.

Их ужин у Максима состоял всего из одного блюда, поскольку к тому времени они оба знали, что им хочется лишь поскорее вернуться в его маленькую квартирку на Левом берегу.

Скотт вспомнил, как стоял, словно загипнотизированный, когда Ханна снимала с себя один предмет одежды за другим, пока не смутилась и не бросилась раздевать его. Он был даже готов отказаться от занятий любовью, чтобы только это ожидание чуда продолжалось всегда. Ни с одной из женщин, включая раскованных студенток на одну ночь или случайных знакомых, даже если это представлялось ему любовью, он никогда не испытывал ничего подобного. И даже потом, когда он лежал в её объятиях, это было так же волнующе, как занятие любовью.

Его палец пробежал по ложбинке на её шее.

— Когда ты должна вернуться? — спросил он чуть ли не шёпотом.

— За минуту до посла.

— И когда должен вернуться он?

— Его самолёт прилетает из Женевы в 11.20. Так что к двенадцати мне надо сидеть за своим столом.

— Тогда мы можем заняться любовью ещё один раз, — сказал он и приложил палец к её губам.

Она слегка прикусила его палец.

— Ой! — притворно воскликнул он.

— Только один раз? — отозвалась она.

— Как я сказал вчера, — начал Кавалли, — мы теперь располагаем документом, который вам нужен. И поэтому готовы обменять его на ранее согласованную сумму.

— Ах да, девяносто миллионов долларов, — сказал араб, складывая кончики пальцев под подбородком и обдумывая своё следующее заявление. — Расчёт после доставки, если я правильно помню.

— Вы правильно помните, — сказал Кавалли. — Поэтому все, что нам надо знать теперь, это где и когда.

— Мы требуем, чтобы документ был доставлен в Женеву к двенадцати часам следующего вторника. Получателем будет мсье Пьер Дюмо из банка «Дюмо и К°».

— Но у меня остаётся всего шесть дней, чтобы найти безопасный маршрут вывоза из страны и…

— Ваш Бог создал мир за это время, если я правильно помню, — с иронией заметил Аль-Обайди.

— Декларация будет в Женеве во вторник к полудню, — сказал Кавалли.

— Хорошо, — ответил Аль-Обайди. — И если мсье Дюмо убедится, что документ подлинный, он переведёт девяносто миллионов в любой банк мира по вашему выбору, для чего ему даны соответствующие указания. Если же вы не сможете доставить документ или он окажется фальшивым, мы теряем десять миллионов долларов и остаёмся ни с чем, если не считать трехминутного фильма, снятого всемирно известным режиссёром. В этом случае директору ФБР и комиссару налоговой службы будут направлены пакеты, аналогичные этому.