— Родственник?

— Нет.

— Тогда, боюсь, я не смогу помочь вам, господин Маршалл.

— Отчего же?

— Потому что Закон об охране прав личности запрещает нам давать частную информацию о государственных служащих.

— Вы можете сказать мне фамилию министра торговли или это тоже запрещено Законом об охране прав личности? — спросил архивист.

— Дик Филдинг, — ещё отрывистее сказал голос.

— Спасибо за помощь, — успел поблагодарить архивист, прежде чем телефон замолчал.

Очнувшись во второй раз, он смог разобрать лишь какие-то размытые фигуры, склонившиеся над ним. И затем он заснул.

Когда он очнулся опять, фигуры приобрели более чёткие очертания и, похоже, были в белом. И затем он заснул.

В следующий раз стояла ночь, и никого вокруг не было. Он чувствовал себя таким слабым и безвольным, когда попытался вспомнить, что случилось. И затем он заснул.

А когда проснулся, впервые мог слышать их голоса, успокаивающие, мягкие, но не мог разобрать слов, как ни пытался. И затем он заснул.

Когда он проснулся опять, они приподняли его в кровати и пытались кормить, вливая в рот сладковатую и безвкусную жидкость через пластиковую соломинку. И затем он уснул опять.

Когда проснулся, человек в длинном белом халате со стетоскопом и мягкой улыбкой спрашивал его, медленно выговаривая слова:

— Вы слышите меня?

Он попытался кивнуть и опять провалился в сон.

Проснувшись в очередной раз, он довольно чётко увидел другого врача, который внимательно слушал, как пациент пытается произнести свои первые слова. «Ханна, Ханна», — сказал Скотт и заснул.

При очередном пробуждении он обнаружил склонившуюся над ним привлекательную женщину с короткими чёрными волосами и доброй улыбкой на лице. Скотт улыбнулся в ответ и спросил, который час. Это, должно быть, показалось ей странным, но он хотел знать.

— Начало четвёртого утра, — сказала ему сестра.

— Сколько я уже здесь? — Вопросы давались ему с трудом.

— Чуть больше недели, но все эти дни вы были на краю жизни. Мне кажется, по-английски вы говорите «стояли одной ногой в могиле». Если бы ваши друзья ещё хоть секунду…

И затем он заснул.

Когда он проснулся, врач сказал ему, что, когда его привезли, они думали, что уже было поздно, и что приборы дважды фиксировали его смерть.

— Антидоты и электростимуляция сердца в сочетании с завидным желанием выжить да предположение одной из сестёр о том, что вы, возможно, язычник, опровергли приговор приборов, — объявил он с улыбкой.

Скотт спросил, была ли у него посетительница по имени Ханна. Доктор сверился с табличкой на спинке его кровати. Посетителей было только двое, и оба мужчины. Они приходили каждый день. И затем Скотт заснул.

Когда он проснулся, по обе стороны его кровати стояли двое, о которых говорил доктор. Скотт улыбнулся Декстеру Хатчинзу, который пытался сдержать слезы. Взрослые мужчины не плачут, хотел он сказать, особенно если они служат в ЦРУ. Он повернулся к другому и удивился выражению стыда и вины на его лице с красными от недосыпания глазами. Скотт хотел было поинтересоваться причиной его несчастья, но опять провалился в сон.

Когда он проснулся, двое мужчин дремали рядом, устроившись на неудобных стульях.

— Декстер, — прошептал он, и они тут же очнулись. — Где Ханна?

Второй, со следами подбитого глаза и сломанного носа, помедлил, прежде чем ответить на его вопрос. И затем Скотт заснул, больше не желая просыпаться.

— Министра, пожалуйста.

— Кто его спрашивает?

— Маршалл.