— Наверно, нам стоит заглянуть в «Распутный Единорог», — предложил стражник с ястребиным профилем. — Ты выглядишь так, словно нажрался дерьма. Надо смыть этот неповторимый изысканный вкус чем-нибудь пристойным.

Начальник стражи, ничего не говоря, позволил приятелю увести себя с пристани. Двери «Распутного Единорога» были открыты, но, как назло, там как раз проводили одну из столь нечастых генеральных уборок. Ставни и входная дверь были распахнуты настежь, и общий зал был залит ярким солнечным светом. Рабочие наскоро приводили в порядок все поломанное и разбитое за последний месяц. Так что двое стражей проследовали мимо и дальше — пока не миновали Лабиринт.

Когда-то Перекресток Развалин был столь же неприятным соседством, как и Лабиринт, хотя и не мог похвастаться столь же сомнительной репутацией, как последний. Потом его запрудили ходячие мертвецы, призраки и прочие побочные явления колдовского беспредела, творившегося тогда в Санктуарии. Теперь же в этом заброшенном квартале селились приезжие. Улицы Перекрестка Развалин были довольно запутанные, но стражи хорошо в них ориентировались — так же хорошо, как и в Лабиринте.

Надо заметить, что кое-где здесь уже появились признаки материального благополучия. Упитанные детишки в новых, сшитых по росту одежках играли в садиках под присмотром своих мамаш, которые с воодушевлением разводили зелень на любом клочке земли, куда попадало достаточно солнечных лучей.

Не все из этих прилежных женщин появились из-за выстроенных заново стен Санктуария. Некоторые овдовели за годы беспорядков, другие решили променять Обещание Рая или Улицу Красных Фонарей на более заурядную долю и стали добропорядочными домохозяйками. Уэлгрин знал большинство из них по именам, а некоторых и более близко, но любому было понятно, что в эти дни в Санктуарии не стоило особо распространяться о прошлых взаимоотношениях без серьезных на то причин.

«Башка Лудильщика» была типичной для Развалин таверной: здание чудом уцелело после всех разрушений, в нем жутко воняло чем-то паленым, а в кладовку никто не решался входить после захода солнца. Нижний этаж не принадлежал заведению, хотя и послужил причиной для названия, красовавшегося на вывеске в виде кованой медной пластины, сработанной на редкость одаренным мастером-лудильщиком.

Уэлгрин хмуро глянул на вывеску.

— Не хочешь выговориться? — спросил Трашер, передвигая деревянную кружку через стол.

Начальник стражи покачал головой, но наболевшее само лезло наружу.

— И что только творится с этим местом? Добрый солдат помогает глупой женщине купить какой-то мусор у торговца, чьими предками были скользкие рыбы и змеи!

Трашер покачал головой.

— Ты не можешь уйти, пока не получишь приказ. Так что придется остаться.

То, что он сказал, было совершенно очевидным.

Уэлгрин осушил кружку и снова наполнил ее из кувшина. Он не думал всерьез связывать свою судьбу с пасынками, тем более когда теперь они покинули город. Годика так через три Уэлгрин собирался обменять свой офицерский патент на порядочный мешок золота и изрядный кусок земли и обзавестись семейством с кучей ребятишек. Всю свою жизнь он планировал именно в надежде на такое завершение. Но поскольку он остался в Санктуарии, нет никаких гарантий, что Факельщик или тот же принц примут в расчет его доблестную многолетнюю службу на благо империи…

— Черт тебя побери, это же моя законная кормушка! — Уэлгрин брякнул кружкой по столу, но малость перестарался, и пиво пролилось на столешницу. Все, кто был в зале, притихли и насторожились. Трашер откинулся на спинку стула и стал внимательно наблюдать за своим командиром, время от времени делая глоток пива.

Вне всякого сомнения, за последние несколько лет Уэлгрин сильно сдал. Но, боги, эти последние годы состарили всех, кого не убили.