Изменить размер шрифта - +
Наконец он убрал свой альбом и попрощался. Фелтерин подумал о постели, ожидавшей его наверху, потом вспомнил про деталь декораций, про которую он забыл сказать Лало — дверь должна быть настоящей, открываться и закрываться! — и побежал догонять художника. К тому времени, как он нашел Лало в «Распутном Единороге», уладил дело и вернулся обратно, пришло время накладывать грим.

И словно всех тревог этого дня оказалось мало, Глиссельранд задерживалась! Фелтерин продолжал гримироваться и одеваться, но когда начало смеркаться, встревожился. Актер готов уже был отменить спектакль и послать людей на ее розыски, когда дверь отворилась, и его ведущая актриса вбежала в комнату и кинулась к шифоньеру.

— Дорогой мой, ты себе просто представить не можешь, какой это был удивительный день! — весело сказала она, ныряя в платье.

— Догадываюсь, — ответил Фелтерин, нанося румяна тонкой кисточкой из верблюжьего волоса.

— Знаешь, — возбужденно продолжала Глиссельранд, — мне все говорили, чтобы я держалась подальше от того убогого домика на берегу Белой Лошади, но что-то внутри меня, какое-то чутье, говорило мне, что человек, который выращивает такие дивные цветы — ты ведь их видел, эти черные розы? — должен быть очень приятным человеком! Ну так вот, я зашла в три дома. У хозяев явно денег куры не клюют, но вкуса — никакого. Мне никто не дал ни гроша. И тогда я решила послушаться своего чутья!

Фелтерин прекратил накладывать грим. Его кисточка зависла в воздухе. Он-то прекрасно знал, кто живет в домике на берегу Белой Лошади! Волосы у него на затылке начали вставать дыбом.

— Ну, естественно, — продолжала Глиссельранд, — я была не настолько глупа, чтобы попытаться одолеть охранные заклятия на железных воротах. Охранные заклятия ведь просто так не ставят! Вместо этого я подошла понюхать розы. Пахнут они изумительно! Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание хозяйки дома, не создавая у нее впечатления, что я собираюсь нарушить ее уединение. Когда она увидела, что я не ухожу, но и не пытаюсь сорвать цветок, это возбудило ее любопытство, и она вышла на крыльцо. Я помахала ей рукой, похвалила розы и спросила, не знает ли она, где можно купить черенки. Она улыбнулась — чуточку презрительно, но я не позволила себе обидеться.

Я сказала, что эти розы напоминают мне те бумажные цветы, которые мы делаем к спектаклю «Дочь Рокалли», и таким образом дала ей понять, что я актриса. Дорогой, ты не поможешь мне застегнуть корсет? Так вот, ворота распахнулись и она пригласила меня выпить чаю! Неплохо все-таки быть актером, верно, Фелтерин? Тебя почти везде принимают с радостью. Должно быть, людям приятно общаться со знаменитостью. Ну, если, конечно, не считать того случая в Софрельдо, когда весь город объявил бойкот барону с баронессой за то, что они пригласили на завтрак — подумать только! — простую актрису! Но, в конце концов, Софрельдо — пограничный городишко. Но к делу! Ты и представить себе не можешь, как я рада была побывать у нее в доме! Фелтерин, у меня было такое чувство, словно я вернулась домой! Какое буйство красок! Шелк, атлас, бархат — и все это расстелено так весело и небрежно! Я показала ей свое вязанье — по-моему, ей очень понравилось. И подарила ей пакетик своего ячменного сахара — знаешь, из тех, что я дарю людям, которые жертвуют на театр больше обычного. Бедняжка кажется такой робкой! Похоже, у нее очень мало подруг. Она сказочно прекрасна, а это обычно заставляет женщин ревновать, знаешь ли. Я от этого сама немало настрадалась. Ну вот, похоже, я готова!

Фелтерин судорожно сглотнул.

— И что, она внесла пожертвование? — спросил он, отворяя дверь гримерной и вознося про себя молитву неведомому божеству, которое позволило его супруге вернуться целой и невредимой.

Быстрый переход