— Это он! — воскликнул Раунснуф, игравший слугу, который потом оказывается отцом жениха. Женихом был Снегелринг. — Точно, и ржет! Вы только гляньте! Видите, видите вон того толстого урода? Это Вомистритус! Ему нравится спектакль! Подумать только!

Фелтерин выглянул в дырочку в занавесе и был вынужден согласиться, что Вомистритус действительно толст и уродлив. Лицо его напоминало перезрелую дыню. У него было несколько обвисших подбородков, а сероватый цвет кожи заставлял предположить, что он регулярно совокупляется с трупами. Короткие и толстые пальцы, влажные от пота, сжимали подлокотник кресла, глаза навыкате были налиты кровью. Полураскрытые губы отвисли.

Может, у него еще и слюни текут? Когда он улыбался, станови лось видно, что зубы у него гнилые, а улыбка напоминает акулью.

На нем было свободное одеяние цвета гусиного помета, не скрывавшее его полноты.

Сидевшая рядом с ним девушка, напротив, была хорошенькой. Ей явно заплатили за то, что она составит ему компанию.

— А вдруг он окажется порядочным критиком? — спросила леди Сашана, очаровательная в своих голубых атласных штанишках в обтяжечку и белом парчовом камзоле.

— Порядочным? — переспросил Снегелринг. Он стоял рядом с Сашаной, но ему до сих пор не удалось привлечь ее внимания — она-то знала, что под париком у него намечается лысина.

— Ну да, — сказала Сашана. — Вдруг он действительно пишет то, что думает? Представляете, просыпаемся мы завтра, а по всему городу расклеены восторженные отзывы!

— Такое бывает, дитя мое, — заметила Глиссельранд, — но редко, очень редко. Не думаю, что критики ходят в театр, надеясь увидеть плохую пьесу. Но они видели столько пьес, что восприятие у них притуплено. Полагаю, они похожи на куртизанок: всегда надеются на что-то особенное и по большей части разочаровываются. «

— Это во-первых, — сказал Фелтерин, отрываясь от отверстия в занавесе, которое позволяло актерам смотреть на публику, не будучи замеченными, — а во-вторых, куда как легче что-то уничтожить, чем жизнь в созданье мертвое вдохнуть!

— Это из «Выбора магов», да? — спросила Сашана.

— Да, — улыбнулся Фелтерин. — Это когда Демет обнаруживает, что убить может даже ребенок, но и ему, величайшему из магов, не под силу вернуть жизнь умершему — настоящую жизнь, а не ее подобие. И тогда он оставляет путь воина.

Сашана вздохнула.

— Ах, как бы мне хотелось сыграть Ретифу!

Глиссельранд вскинула брови, и Фелтерин на миг испугался, что труппа не доживет до второго акта. Ретифа была одной из коронных ролей Глиссельранд.

— Правда, — продолжала Сашана, — прежде чем взяться за такую роль, мне потребуется не меньше тридцати лет сценического опыта. И даже тогда мне может не хватить таланта. Чтобы сыграть эту роль, нужна по-настоящему великая актриса, такая, как вы, Глиссельранд. Вы ее когда-нибудь исполняли?

Фелтерин расслабился. Равновесие было восстановлено. А тут подошло время начинать второй акт.

Первыми явились принц с Бейсой, за ними — Молин Факельщик, потом — еще несколько знатных семейств, которым актеры были обязаны поддержкой. Увидев, как дверной проем заполнился балахоном цвета гусиного помета, Фелтерин испытал немалый шок. Но тут же взял себя в руки. Вомистритус ввалился в комнату и тоже принялся поздравлять.

— Никогда не видел ничего подобного! — вещал критик громким, но плохо поставленным баритоном. — Какая тонкость!

Какой стиль! Это куда изысканней, чем та аляповатая трагедия, которую вы ставили в прошлый раз! Мои комплименты! Можете быть уверены, мои завтрашние статьи будут целиком положительными.