Дариос решительно произнес:

— Я действительно экзорцист, признанный Гильдией Магов.

Если пожелаете, завтра я могу почистить ваши комнаты.

Джойя в изумлении широко распахнула глаза, Валира изогнула губы в усмешке и сказала:

— Ну вот, видишь, по крайней мере, хоть он принял твои слова всерьез. Может, пусть попробует?

— А на этой вот панели, — говорил Молин Факельщик, — я бы хотел, чтобы вы изобразили скрещенные мечи и копья на кайме мантии леди Дафны.

— Хаким не упоминал об этой детали композиции, — заметил Лало, переводя взгляд на набросок фрески, который только что закончил, и снова взял в руки грифель.. Он сдвинул на лоб свою соломенную шляпу, чтобы получше спрятать от солнца лицо. Сегодня был один из тех невыносимо жарких дней, когда солнце безжалостно поджаривало Санктуарий. Солнечный свет, отражаясь от снежно-белой оштукатуренной стены, до боли слепил глаза.

Меньше всего Лало хотелось работать над росписью наружных стен города в такую жару. Но договор есть договор. Факельщик захотел, чтобы Лало блеснул своим мастерством и украсил фресками наново оштукатуренные стены вокруг дворца.

— Вам платит не Хаким, — отрезал верховный жрец. Он отступил на пару шагов от стены, и служка, который держал над головой жреца широкий зонтик, отошел вместе с ним. «Что ж, вполне здравая мысль», — подумал художник. Они уже затянули неоконченную фреску куском парусины, чтобы прикрыть ее от любопытных глаз посторонних. Может, удастся раздобыть подходящий переносной тент для защиты от солнца. Факельщик повернулся.

— Не забывайте, я тоже там был. Или вы мне не доверяете?

Художник нахмурился. Он делал наброски по объяснениям рассказчика, не особенно задумываясь над тем, что рисует, как будто по его пальцам образы перетекали прямо из памяти старика на полотно. Эта картина выглядела правильной, истинной. А то, о чем говорил лорд Факельщик, не вписывалось в образ. И такое случалось уже не в первый раз.

К примеру, картина, на которой изображалось первое прибытие принца Кадакитиса в город, — на ней восходящее солнце заливало фигуру принца золотом своих лучей. Но ведь на самом деле принц въезжал в город через северные ворота. И Лало, вместе со всеми остальными жителями города, сам был там и своими глазами видел прибытие принца. Он все же изменил картину так, как хотелось верховному жрецу, но после этого остался такой же неприятный осадок на душе, как и сейчас. Это было не правильно. Он задумался о тех узорах, которые ему велели изобразить на парадных щитах стражей из гвардии принца. Вроде бы такие незначительные детали… Во всяком случае, раньше он не обратил бы на это особого внимания. А вдруг за этим стоит что-то большее? Лало вздрогнул — несмотря на ужасную жару, его почему-то вдруг пробрала дрожь. Сейчас ему стало казаться, что Дариос предупреждал его вовсе не напрасно.

— Если вы настаиваете, чтобы я внес в картину изменения, я должен знать, что это означает…

— Что это означает?! — Факельщик пристально посмотрел художнику в глаза. — А почему это должно что-то означать?

— В таком случае я считаю, что гораздо лучше будет обрамить эту картину мотивом из орлов с распростертыми крыльями. Из эстетических соображений. Они сюда больше подходят, чем мечи и копья. Да, золотые орлы — ведь дама благородного происхождения.

Глаза жреца сузились.

— Ты, мазилка! Не забывайся! Ты — всего лишь инструмент в моей руке, и ты сделаешь то, что я сказал!

Лало взял грифель и кисти, потом отложил их.

— Нет. Вот это — инструменты. Им ничего не остается, как только исполнять мою волю. А вы не можете отложить меня и взять другого художника. И пока это так, вы не сможете заставить меня работать на вас.