Но около кропильницы стояла лишь старая женщина, вся в черном.
Гортензия подошла к ней. Женщина в черном окропила ее святой водой и затем принялась считать зерна ожерелья, протянутого ей Гортензией.
Затем она прошептала:
— Семьдесят пять! Верно. Идем!
Она быстро пошла вперед, перешла мост и на острове Сен-Луи остановилась перед старинным домом с железным балконом, изъеденным ржавчиной.
— Войдите, — сказала женщина, после чего удалилась.
Гортензия увидела прекрасный магазин, помещавшийся в нижнем этаже. Через большие стекла можно было заметить разные антикварные предметы и старинную мебель. На вывеске значились слова: «В честь бога Меркурия» и имя хозяина — «Понкарди». На карнизе, выступающем под верхним этажом, находилась маленькая ниша, в которой стоял божок Меркурий из обожженной глины. Он стоял на одной ноге с крыльями на пятках и жезлом в руке. Вся фигура имела наклон вперед, так что казалось, она легко может потерять равновесие и упасть на улицу.
— Войдем, — прошептала молодая женщина.
Она открыла двери, но, невзирая на стук и звон колокольчика, никто не вышел ей навстречу. Магазин казался пустым. Но за магазином находились две комнаты, наполненные очень ценными вещами. Гортензия прошла по всему магазину и попала наконец в заднюю комнату.
Перед письменным столом сидел человек, углубленный в счетоводную книгу. Не поворачивая головы, он сказал:
— Я к вашим услугам… Что вам угодно, сударыня?
В этой комнате находились предметы, которые придавали ей характер лаборатории какого-то алхимика средних веков: чучела птиц, скелеты, черепа и тому подобное. По стенам висели всевозможные амулеты, между которыми чаще всего виднелись руки из слоновой кости и коралла с двумя сложенными как бы для заклинания пальцами.
— Вам что именно нужно, сударыня? — спросил наконец Понкарди, закрывая книгу и вставая.
«Это именно он», — подумала Гортензия.
У него было матово-бледное лицо, обрамленное седой бородкой. Под лысым и бесцветным лбом светились беспокойные, бегающие глазки.
Гортензия, не снимая накидки и не приподнимая вуалетки, ответила:
— Я ищу застежку для корсажа.
— Вот витрина, — сказал он ей, подводя к одному из шкафов.
Бросив беглый взгляд на витрину, она проговорила:
— Нет, нет… это не то. Я ищу застежку, которая когда-то пропала у меня из моей шкатулки. Я пришла сюда за нею.
Ее изумило то впечатление, которое произвели ее слова. Лицо Понкарди выразило ужас.
— Я думаю, что здесь вы ее не найдете. Какая это застежка?
— Из сердолика в филигранной оправе… эпохи тридцатых годов.
— Я не понимаю… Почему вы обращаетесь ко мне?
Она подняла вуалетку и сбросила накидку.
Он с искаженным от страха лицом отступил, как перед привидением, и прошептал:
— Синее платье!.. Шапочка!.. Янтарное ожерелье!.. Возможно ли это?
Больше всего его, видимо, поразил хлыст. Он протянул к ней руки, начал шататься и, наконец, взмахнув руками, подобно пловцу, который тонет, упал на стул и потерял сознание.
Гортензия не шевельнулась. Помня слова Ренина, она старалась быть хладнокровной и твердой.
Через две минуты Понкарди очнулся, вытер струившийся по лицу пот и, стараясь овладеть собой, сказал дрожащим голосом:
— Почему вы обратились ко мне?
— Потому, что эта застежка находится у вас.
— Кто вам это сказал? — спросил он, не возражая против предъявленного ему обвинения. — Откуда вам это известно?
— Я это знаю. Никто мне ничего не сказал. Я пришла сюда с полной уверенностью, что моя застежка здесь, и с непреклонной волей ее унести. |