Изменить размер шрифта - +

   Сообщил ему об этом  начальник  штаба  Беляков:  с  телеграфной  лентой
кинулся в вагон главкома и, сбросив  его  ноги  с  койки,  прочел  приказ,
освещая ленту бензиновой  зажигалкой.  Сорокин,  не  в  силах  проснуться,
таращил глаза, валился на горячую подушку.  Беляков  стал  трясти  его  за
плечи.
   -   Да   проснись   ты,    ваше    высокопревосходительство,    товарищ
главнокомандующий... Хозяин Кавказа - понял? Царь и бог - понял?
   Тогда Сорокин понял всю огромную важность  известия,  всю  изумительную
судьбу свою,  оттиснутую  точками  и  линиями  на  узкой  полоске  бумаги,
извивающейся  в  пальцах  начштаба.  Он  быстро  оправил  штаны,   накинул
черкеску, пристегнул кобуру, шашку.
   - Немедленно объявить приказ по армии... Мне - коня...


   На рассвете Иван Ильич Телегин после перевязки, разыскивая штаб  своего
полка, пробирался между возами. В это время со стороны  вокзала  по  улице
пролетела кучка  конвойных  с  развевающимися  башлыками,  впереди  скакал
трубач, за ним - двое: Сорокин, рвавший повод у гривастого коня,  и  казак
со значком главнокомандующего на пике. Как  ночные  духи  в  закружившейся
пыли, всадники умчались в сторону выстрелов.
   На телегах, мокрых от росы, поднимались заспанные головы,  выставлялись
бороды, хрипели  голоса.  И  уже  далеко  в  степи  пела  труба  скачущего
горниста, оповещая о том, что главнокомандующий близко, здесь, в бою,  под
пулями... "Опрокинем врага, та-та-та, - пела труба, -  к  победе  и  славе
вперед... Для героя нет смерти, но слава навек, та-та-та..."
   В мазаной хате с выбитыми  окошками  Иван  Ильич  нашел  Гымзу.  Больше
никого из штаба полка здесь не было. Гымза сутуло сидел на лавке, огромный
и  мрачный,  рука  его  с  деревянной  ложкой  висела  между  раздвинутыми
коленями. На столе стоял горшок со щами и рядом туго  набитый  портфель  -
весь аппарат начальника особого отдела.
   Гымза, казалось, дремал. Он не пошевелился,  только  повернул  глаза  в
сторону Ивана Ильича:
   - Ранен?
   - Пустяки, царапина... Провалялся полночи в пшенице... Потерял своих, -
такая путаница... Где полк?
   - Сядь, - сказал Гымза. - Есть хочешь?
   Он с трудом поднял руку, отдал ложку. Иван Ильич набросился на горшок с
полуостывшими щами, даже застонал. С минуту ел молча.
   - Наши дрались вчера, товарищ Гымза,  цепи  и  поднимать  не  надо:  на
триста, на четыреста шагов бросались в штыки...
   - Поел, будет, - сказал Гымза.  Телегин  положил  ложку.  -  Ты  слышал
приказ по армии?
   - Нет.
   - Сорокин - верховный главнокомандующий. Понятно?
   - Ну, что ж, это хорошо... Ты видел его вчера? С  брошенными  поводьями
пер в самый огонь, - пунцовая рубашка, весь на виду.  Бойцы,  как  завидят
его, - ура! Кабы не он вчера, - не знаю... Мы еще подивились вчера:  прямо
- цезарь.
   - То-то - цезарь, - сказал Гымза.
Быстрый переход