Сообщил ему об этом начальник штаба Беляков: с телеграфной лентой
кинулся в вагон главкома и, сбросив его ноги с койки, прочел приказ,
освещая ленту бензиновой зажигалкой. Сорокин, не в силах проснуться,
таращил глаза, валился на горячую подушку. Беляков стал трясти его за
плечи.
- Да проснись ты, ваше высокопревосходительство, товарищ
главнокомандующий... Хозяин Кавказа - понял? Царь и бог - понял?
Тогда Сорокин понял всю огромную важность известия, всю изумительную
судьбу свою, оттиснутую точками и линиями на узкой полоске бумаги,
извивающейся в пальцах начштаба. Он быстро оправил штаны, накинул
черкеску, пристегнул кобуру, шашку.
- Немедленно объявить приказ по армии... Мне - коня...
На рассвете Иван Ильич Телегин после перевязки, разыскивая штаб своего
полка, пробирался между возами. В это время со стороны вокзала по улице
пролетела кучка конвойных с развевающимися башлыками, впереди скакал
трубач, за ним - двое: Сорокин, рвавший повод у гривастого коня, и казак
со значком главнокомандующего на пике. Как ночные духи в закружившейся
пыли, всадники умчались в сторону выстрелов.
На телегах, мокрых от росы, поднимались заспанные головы, выставлялись
бороды, хрипели голоса. И уже далеко в степи пела труба скачущего
горниста, оповещая о том, что главнокомандующий близко, здесь, в бою, под
пулями... "Опрокинем врага, та-та-та, - пела труба, - к победе и славе
вперед... Для героя нет смерти, но слава навек, та-та-та..."
В мазаной хате с выбитыми окошками Иван Ильич нашел Гымзу. Больше
никого из штаба полка здесь не было. Гымза сутуло сидел на лавке, огромный
и мрачный, рука его с деревянной ложкой висела между раздвинутыми
коленями. На столе стоял горшок со щами и рядом туго набитый портфель -
весь аппарат начальника особого отдела.
Гымза, казалось, дремал. Он не пошевелился, только повернул глаза в
сторону Ивана Ильича:
- Ранен?
- Пустяки, царапина... Провалялся полночи в пшенице... Потерял своих, -
такая путаница... Где полк?
- Сядь, - сказал Гымза. - Есть хочешь?
Он с трудом поднял руку, отдал ложку. Иван Ильич набросился на горшок с
полуостывшими щами, даже застонал. С минуту ел молча.
- Наши дрались вчера, товарищ Гымза, цепи и поднимать не надо: на
триста, на четыреста шагов бросались в штыки...
- Поел, будет, - сказал Гымза. Телегин положил ложку. - Ты слышал
приказ по армии?
- Нет.
- Сорокин - верховный главнокомандующий. Понятно?
- Ну, что ж, это хорошо... Ты видел его вчера? С брошенными поводьями
пер в самый огонь, - пунцовая рубашка, весь на виду. Бойцы, как завидят
его, - ура! Кабы не он вчера, - не знаю... Мы еще подивились вчера: прямо
- цезарь.
- То-то - цезарь, - сказал Гымза. |