Изменить размер шрифта - +

   Это был  один  из  многочисленных  коротких  боев,  преграждавших  путь
Добровольческой армии. Как всегда почти, силы красных  были  значительнее.
Но они могли драться, могли и отступить без большой беды: в  бою,  в  этот
первый период войны, победа  для  них  не  была  обязательна.  Позиция  ли
неудачна или слишком огрызались "кадеты", - ладно, наложим в другой раз, и
пропускали Корнилова.
   Для Добровольческой армии каждый бой был ставкой на смерть  или  жизнь.
Армия должна была победить и продвинуться вместе с обозами и ранеными  еще
на дневной переход. Отступать было некуда. Поэтому в каждый бой корниловцы
вкладывали всю силу отчаяния - и побеждали. Так было и в этот раз.
   В  полуверсте  от  залегших  под  пулеметным  огнем  цепей,  на   стогу
прошлогоднего сена, стоял, расставив ноги, Корнилов. Подняв локти,  глядел
в бинокль. За спиной у него вздрагивал  холщовый  мешок.  Черный  с  серой
опушкой нагольный полушубок расстегнут. Ему  было  жарко.  Из-под  бинокля
упрямо торчал подбородок, покрытый седой щетиной.
   Внизу,  прижавшись  к  стогу,   стоял   поручик   Долинский,   адъютант
командующего, - большеглазый, темнобровый юноша, в  офицерской  шинели,  в
лихо смятой фуражке. Глотая волнение, катающееся по горлу, он глядел снизу
вверх на седой подбородок командующего, точно  в  этой  щетине  -  страшно
человечной, близкой - было сейчас все спасение.
   - Ваше превосходительство, сойдите, умоляю вас, подстрелят, -  повторял
Долинский. Он видел, как разлепились у Корнилова лиловые  губы,  судорогой
оскалился рот. Значит, дело плохо.  Долинский  не  глядел  уже  туда,  где
черными  крошечными  фигурками  поднимались   над   буро-зеленой   степью,
перебегали густые цепи большевиков. Туда  -  сссссык,  сссссык  -  уходили
шрапнели. Но он же знал, - снарядов мало, черт, мало... Бумммм, - серьезно
ухала за  взорванным  мостом  красная  шестидюймовка...  Торопливо  стучал
пулемет. И пчелками пели пули близко где-то над головой командующего.
   - Ваше превосходительство, подстрелят...
   Корнилов опустил бинокль. Коричневое калмыцкое лицо его, с черными, как
у жаворонка, глазами, собралось в морщины. Топчась по сену,  он  обернулся
назад, нагнулся к стоявшим за стогом  спешенным  текинцам  -  его  личному
конвою. Это были худые, кривоногие  люди,  в  огромных,  круглых  бараньих
шапках и в полосатых, цвета семги, черкесках. Не шевелясь,  картинно,  они
держали под уздцы худых лошадей.
   Резким лающим  голосом  Корнилов  отдал  приказание,  показав  рукой  в
сторону оврага. Текинцы, как кошки, вскочили  на  коней,  -  один  крикнул
гортанно, по-своему, - выхватил кривые сабли и  на  рысях,  затем  галопом
пошли в степь, в сторону оврага, где чернела  пашня  и  за  ней  виднелась
полоска железнодорожной насыпи.
   Семен Красильников теперь лежал на боку, - так было легче. Еще час тому
назад сильный и злой, сейчас он слабо, часто стонал,  с  трудом  сплевывая
кровью.
Быстрый переход