Это был один из многочисленных коротких боев, преграждавших путь
Добровольческой армии. Как всегда почти, силы красных были значительнее.
Но они могли драться, могли и отступить без большой беды: в бою, в этот
первый период войны, победа для них не была обязательна. Позиция ли
неудачна или слишком огрызались "кадеты", - ладно, наложим в другой раз, и
пропускали Корнилова.
Для Добровольческой армии каждый бой был ставкой на смерть или жизнь.
Армия должна была победить и продвинуться вместе с обозами и ранеными еще
на дневной переход. Отступать было некуда. Поэтому в каждый бой корниловцы
вкладывали всю силу отчаяния - и побеждали. Так было и в этот раз.
В полуверсте от залегших под пулеметным огнем цепей, на стогу
прошлогоднего сена, стоял, расставив ноги, Корнилов. Подняв локти, глядел
в бинокль. За спиной у него вздрагивал холщовый мешок. Черный с серой
опушкой нагольный полушубок расстегнут. Ему было жарко. Из-под бинокля
упрямо торчал подбородок, покрытый седой щетиной.
Внизу, прижавшись к стогу, стоял поручик Долинский, адъютант
командующего, - большеглазый, темнобровый юноша, в офицерской шинели, в
лихо смятой фуражке. Глотая волнение, катающееся по горлу, он глядел снизу
вверх на седой подбородок командующего, точно в этой щетине - страшно
человечной, близкой - было сейчас все спасение.
- Ваше превосходительство, сойдите, умоляю вас, подстрелят, - повторял
Долинский. Он видел, как разлепились у Корнилова лиловые губы, судорогой
оскалился рот. Значит, дело плохо. Долинский не глядел уже туда, где
черными крошечными фигурками поднимались над буро-зеленой степью,
перебегали густые цепи большевиков. Туда - сссссык, сссссык - уходили
шрапнели. Но он же знал, - снарядов мало, черт, мало... Бумммм, - серьезно
ухала за взорванным мостом красная шестидюймовка... Торопливо стучал
пулемет. И пчелками пели пули близко где-то над головой командующего.
- Ваше превосходительство, подстрелят...
Корнилов опустил бинокль. Коричневое калмыцкое лицо его, с черными, как
у жаворонка, глазами, собралось в морщины. Топчась по сену, он обернулся
назад, нагнулся к стоявшим за стогом спешенным текинцам - его личному
конвою. Это были худые, кривоногие люди, в огромных, круглых бараньих
шапках и в полосатых, цвета семги, черкесках. Не шевелясь, картинно, они
держали под уздцы худых лошадей.
Резким лающим голосом Корнилов отдал приказание, показав рукой в
сторону оврага. Текинцы, как кошки, вскочили на коней, - один крикнул
гортанно, по-своему, - выхватил кривые сабли и на рысях, затем галопом
пошли в степь, в сторону оврага, где чернела пашня и за ней виднелась
полоска железнодорожной насыпи.
Семен Красильников теперь лежал на боку, - так было легче. Еще час тому
назад сильный и злой, сейчас он слабо, часто стонал, с трудом сплевывая
кровью. |