Изменить размер шрифта - +

   Для этой цели Германия  намерена  оставить  за  собой  Крым,  как  свою
колонию или в какой-либо иной форме. Они никогда уже не выпустят из  своих
рук  ценного  Крымского   полуострова.   Кроме   того,   чтобы   полностью
использовать   этот   путь,   им   необходимо   овладеть   железнодорожной
магистралью, а так как снабжение  углем  из  Германии  этой  магистрали  и
Черного моря невозможно, то ей необходимо завладеть наиболее значительными
шахтами Донбасса. Все это Германия так или иначе обеспечит себе..."
   Когда десятого июня в Москве был получен германский ультиматум, Ленин -
как всегда, без колебаний - решил этот тяжелый и для многих "неразрешимый"
вопрос. Решение было: воевать с немцами сейчас еще нельзя, но и  флота  им
отдавать нельзя.
   Из Москвы в Новороссийск выехал представитель Советского  правительства
товарищ Вахрамеев. В присутствии делегатов от Черноморского флота  и  всех
командиров он предложил единственный большевистский ответ  на  ультиматум:
Совет Народных Комиссаров посылает открытое радио  Черноморскому  флоту  с
приказом идти в Севастополь и сдаваться немцам, но Черноморский флот этого
приказания не выполняет и топится на Новороссийском рейде.
   Советский флот - два дредноута  и  пятнадцать  эскадренных  миноносцев,
подводные  лодки  и  вспомогательные  суда,   обреченные   Брест-Литовским
договором на бездействие, - стоял в Новороссийске, на рейде.
   Делегаты от флота съехали на берег и хмуро выслушали Вахрамеева,  -  он
предлагал самоубийство. Но - куда ни кинь, все клин:  податься  некуда,  у
флота не было ни  угля,  ни  нефти.  Москву  заслоняли  немцы,  с  востока
приближался  Деникин,  на  рейде  уже  чертили  пенные  полосы   перископы
германских подводных лодок, и в синеве поблескивали германские  бомбовозы.
Долго и горячо спорили делегаты... Но выход был один: топиться...  Все  же
перед этим страшным  делом  делегаты  решили  поставить  судьбу  флота  на
голосование всего флотского экипажа.
   Начались многочисленные митинги в Новороссийской  гавани.  Трудно  было
понять морякам, глядя на ошвартованные серо-стальные гиганты  -  дредноуты
"Воля" и "Свободная  Россия",  на  покрытые  военной  славой  быстроходные
миноносцы, на сложные переплеты башен и мачт, громоздившихся над  гаванью,
над толпами народа, - трудно было представить, что это  грозное  достояние
революции, плавучая родина моряков опустится на дно  морское  без  единого
выстрела, не сопротивляясь.
   Не такие были головы у черноморских моряков, чтобы спокойно решиться на
самоуничтожение. Много было крикано исступленных слов, бито себя в  грудь,
рывано  тельников  на   татуированных   грудях,   растоптано   фуражек   с
ленточками...
   От утренней зари до вечерней, когда закат обагрял  лилово-мрачные  воды
не своего теперь, проклятого моря, - густые толпы моряков,  фронтовиков  и
прочего приморского люда волновались по всей набережной.
   Командиры судов и офицеры смотрели на дело  по-разному:  большая  часть
тайно склонялась идти на Севастополь и сдаваться немцам: меньшая часть, во
главе с командиром эсминца "Керчь" старшим лейтенантом  Кукелем,  понимала
неизбежность гибели и все огромное значение ее для будущего.
Быстрый переход