Декорация переменилась. Улицы Ростова пустынны. Магазины
заколочены, зеркальные стекла пробиты пулями. Дамы припрятали меха,
повязались платочками. Меньшая часть офицерства бежала с Корниловым,
остальные с театральной быстротой превратились в безобидных мещан, в
актеров, куплетистов, учителей танцев и прочее. И февральский ветер понес
вороха мусора по тротуарам...
- Да, опоздали, - сказал Рощин. Он шел, опустив голову. Ему казалось -
тело России разламывается на тысячи кусков. Единый свод, прикрывавший
империю, разбит вдребезги. Народ становится стадом. История, великое
прошлое, исчезает, как туманные завесы декорации. Обнажается голая,
выжженная пустыня - могилы, могилы... Конец России. Он чувствовал, -
внутри его дробится и мучит колючими осколками что-то, что он сознавал в
себе незыблемым, - стержень его жизни... Спотыкаясь, он шел на шаг позади
Кати. "Ростов пал, армия Корнилова, последний бродячий клочок России, не
сегодня-завтра будет уничтожена, и тогда - пулю в висок".
Они шли наугад. Рощин помнил адреса кое-кого из товарищей по дивизии.
Но, быть может, они убежали или расстреляны? Тогда - смерть на мостовой.
Он поглядел на Катю. Она шла спокойно и скромно в коротенькой драповой
кофточке, в оренбургском платке. Ее милое лицо, с большими серыми глазами,
простодушно оборачивалось на содранные вывески, на выбитые витрины. Уголки
ее губ чуть ли не улыбались. "Что она, - не понимает всего этого ужаса?
Что это за всепрощение какое-то?"
На углу стояла кучка безоружных солдат. Один, рябой, с заплывшим от
кровоподтека глазом, держа серый хлеб под мышкой, не спеша отрывал кусок
за куском, медленно жевал.
- Тут не разберешь - какая власть, чи советская, чи еще какая, - сказал
ему другой, с деревянным сундучком, к которому были привязаны поношенные
валенки. Тот, кто ел, ответил:
- Власть - товарищ Броницкий. Добейся до него, даст эшелон, уедем. А то
век будем гнить в Ростове.
- Кто он такой? Какой чин?
- Военный комиссар, что ли...
Подойдя к солдатам, Рощин спросил, как пройти по такому-то адресу. Один
недоброжелательно ответил:
- Мы не здешние.
Другой сказал:
- Не вовремя, офицер, заехал на Дон.
Катя сейчас же дернула мужа за рукав, и они перешли на противоположный
тротуар. Там, на сломанной скамейке под голым деревом, сидел старик в
потертой шубе и соломенной шляпе. Положив щетинистый подбородок на крючок
трости, он вздрагивал. Из закрытых глаз его текли слезы по впалым щекам.
У Кати затряслось лицо. Тогда Рощин дернул ее за рукав:
- Идем, идем, всех не пережалеешь...
Они долго еще бродили по грязному и ободранному городу, покуда не нашли
нужный им номер дома. Войдя в ворота, увидели короткого, толстоногого
человека с голым, как яйцо, черепом. На нем была ватная солдатская
безрукавка, до последней степени замазанная. Он нес котел, отворачивая
лицо от вони. |