Разговор перешел на нейтральные темы, и Бо теперь молчал, хотя и был раздражен.

Позже, когда Кузино ушли в свою комнату, Бо и Селия сидели в своей общей спальне. Бо беспокойно мерил комнату шагами. Ветер бился о ставни.

– Дела плантации! – насмешливо воскликнул он. – Ты считаешь себя незаменимой, да? Маленькая школьная учительница, которая приехала сюда, чтобы выйти замуж за моего отца, а вместо этого вышла за меня! О, да ты ни черта не понимаешь в сахаре!

Селия расстегивала перламутровые пуговицы на платье.

– Приехав сюда, я не знала ничего о производстве сахара, но теперь мне известно достаточно. Мне нравится управлять Маунтен Вью, и единственное, чего бы мне хотелось, – чтобы тебе это тоже нравилось.

Бо помрачнел и уселся на постель:

– Селия, я ненавижу Маунтен Вью! О, вообще-то я рад, что владею плантацией, принадлежавшей отцу. Но я ненавижу работу в этой маленькой конторе, и всегда ненавидел.

– Тогда чего же ты хочешь, Бо?

Бо долго смотрел на нее. Его глаза потемнели. Селия едва узнавала мужа.

– Я хочу… покоя, – наконец вымолвил он.

– Покоя! Но, Бо…

Она взглянула на мужа, удивленная его словами. И это говорит человек, рисующий такие экспрессивные картины! Это он-то хочет покоя и мира?!

– А может, я ничего не хочу, – хмуро добавил он некоторое время спустя. – Да, возможно, и так. Пустота, нежные, красивые сны ни о чем.

«Опиумные мечты, – вдруг подумала Селия. – Вот о чем говорит Бо».

– Бо, по-моему, тебе надо бы проконсультироваться с Романом? Надеюсь, он еще не уехал в Вену и даст тебе лекарство…

При упоминании Романа Бо побледнел. В его глазах вспыхнула ненависть. А что если это ей только показалось? Бо поднялся и направился к двери.

– Лекарства, которое могло бы мне помочь, не существует, Селия. Что касается Романа… – Он выдержал долгую паузу.

– Да?

– Пусть он катится к черту. И ты тоже. Мне бы хотелось посмотреть, как вы оба варитесь в кипящей смоле, а черти подбрасывают уголь в огонь!

Селию поразила его злоба. Но не успела она ответить, как Бо, хлопнув дверью, вышел из комнаты и отправился в свои апартаменты.

Селия задула лампу, легла в постель, но никак не могла заснуть и лежала, уставившись в потолок. Бо ненавидит ее и Романа за ту пытку, которой они его подвергли. Он говорил про ад, но разве сам не прошел через него? Разве: его не заставили вынести то, что не под силу человеку?

Бо отказывался управлять Маунтен Вью и вместе с тем злился:, что это делает Селия, ибо она заняла его место. А теперь Бо говорит, будто хочет покоя. Что он имел в виду, если не опиум? Пахнущий цветами дым забвения? Муж не принимал мир таким, как он есть, не мог преодолеть свою ненависть и обиды, поэтому хотел погрузиться в видения.

Ветер усиливался, вселяя в Селию тревогу. Наконец, измученная этими звуками и своими тяжелыми думами, она поднялась и оделась.

– Ты не можешь заснуть, Селия? – Гаттерас сидела за письмом у туалетного столика. В теплом свете масляной лампы ее немолодое загорелое лицо, казалось, излучало силу.

– Не могу. Слишком много забот, – ответила Селия.

– Каких?

– В основном с Бо, тетя Гаттерас. Я боюсь за него. – Гаттерас вытерла перо мягкой тряпочкой и отложила письмо, встревоженно взглянув на племянницу:

– Не хочу тебя волновать, дорогая, но, может, стоит подумать о возвращении в Гонолулу? – Селия не ожидала услышать это от Гаттерас. Неужели тетя решила отказаться от кругосветного путешествия, собрать вещи и уехать? – Я говорю серьезно.