Это был идеалист, который с первой же встречи поразил ее воображение, увлек своими мечтами о Возрождении и склонил на свою сторону, пока король и Церковь обманными путями лишали его всех заслуг. Молодой гений, он обратил войны Ганнона в настоящий триумф, поскольку содействовал объединению всех населенных людьми земель. Он вывел псевдоконей из одной местной породы, почти неотличимых от настоящих коней Земли, направив их естественную эволюцию по такому пути, что всеобщему изумлению не было предела. А его псевдокошки охотились на местных грызунов с истинно кошачьим рвением, не обращая внимания на вредных насекомых, служивших излюбленной добычей для их предков. Всего через два поколения их шерсть и даже поведение на охоте стали полностью соответствовать кошачьим, как он и обещал.
Она искренне верила, что нет ничего, что ее муж не смог бы совершить, если это придет ему в голову… Возможно, это ее и пугало.
Когда она въехала во двор замка, тот был пуст, и это еще больше встревожило ее. Дети обычно встречали мать, когда она возвращалась домой в сумерках. Выбегая из дома, как маленькие разыгравшиеся котята, они засыпали ее вопросами, просьбами и подвергали тщательнейшему досмотру, не успевала она и рта открыть. Но сегодня их не было. Это смутило ее, и, передавая поводья груму, она с притворным безразличием поинтересовалась, где дети.
– С отцом, ваша светлость… – Грум придержал стремя, пока она спешивалась. – Думаю, в подземелье.
Подземелье. Она постаралась не показать, как ее обдало холодом от этих слов, и направилась сквозь вечерние тени к главному входу. Подземелье… «Там только библиотека, – говорила она себе, – коллекция земных редкостей и его кабинет. Ничего более. И если дети с ним… Это страшно, но не слишком. В конце концов, они унаследуют замок и все, что в нем есть. Почему бы им и не ознакомиться с его обустройством?»
Тем не менее холод пробрал ее до глубины костей, едва она вошла под прохладные каменные своды, и только осознание того, что этот холод гнездится внутри нее самой, в сердце ее страха, заставило ее сбросить плащ и теплую тунику в руки служанке.
– Вам записка, – сообщила та. – Его Превосходительство велел передать это вам, как только вы приедете.
Она взяла пакет слегка дрожащей рукой и поблагодарила. «Я не стану читать это здесь», – приказала она себе. В холле рядом вполне можно было уединиться. И только плотно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь, она вынула из конверта сложенный лист бумаги и прочитала записку мужа.
«Пожалуйста, зайди ко мне, – писал Владетель, – как можно скорее. В мастерскую внизу». Кроме этих слов там были лишь оттиск его фамильного герба вверху да вязь инициалов подписи внизу, но она хорошо понимала, читая, как много скрыто между строк… И что ей не хватит интуиции, чтобы прочесть укрытое, а потому придется спускаться, так ничего и не узнав заранее.
Она мельком взглянула в огромное зеркало – главный предмет обстановки в этой комнате с низким потолком – и подумала, не стоит ли переодеться перед тем, как появиться перед мужем. Ее платье, выдержанное в стиле Возрождения, за день измялось и покрылось пылью, и его теплый кремовый оттенок внизу стал почти ржавым, потемнев от здешней красной глины. Хотя кое‑где прикрытый плотной верхней туникой Владетельницы легкий шерстяной ворс платья оставался чистым. Она вынула несколько шпилек из прически, и волна червонно‑золотых локонов упала на плечи и спину. Владетель любит ее волосы, этот наряд, он любит ее, говорила она себе, и никогда и никому не позволит ее обидеть. Она привела в порядок прическу, чуть взбив локоны, чтобы они выглядели пышнее, и влажной салфеткой отерла пыль с лица. Этого хватит. Этого должно хватить, если он хочет видеть ее как можно скорее.
Преисполненная дурными предчувствиями, она спустилась по винтовой лестнице, которая вела в подземелья. |