Таланджи испустила тяжкий вздох.

– Нет, Бвонсамди. Хватит с меня подвохов. Я ими по горло сыта.

– Так, значит?.. – лоа могил кивнул на призрачный клинок.

– Мы можем сделать друг друга сильнее, Бвонсамди. Я не настолько глупа, чтобы думать, будто на этом всем моим бедам конец, будто отныне королевству ничто не угрожает. Мне нужна власть. Но на сей раз – на моих собственных условиях.

– Но я по-прежнему остаюсь лоа королей? – ослепительно улыбнулся Бвонсамди.

Призрачный кинжал исчез, а в спальне снова стало тепло.

– Да, Бвонсамди, ты по-прежнему лоа королей.

– Тогда я с предложенными изменениями условий согласен.

Лоа поклонился, а когда вновь поднял голову, голубой огонь его глаз потемнел.

– Но предупреждаю, Таланджи: торжествовать не спеши. Победа в сражении – еще не победа в войне. Тебя ждут времена испытаний, и времена эти не за горами.

Королева задрожала, зябко прижала локти к груди, обхватила ладонями плечи.

– Не люблю я, когда ты так говоришь. Страшно становится.

– Вот и хорошо, – Бвонсамди провел дрожащей рукою по маске. – Вот и правильно. А на прощание скажу еще кое-что.

– Я же совсем без сил, Бвонсамди, – застонала Таланджи. – Можно сказать, ходячий скелет!

– Ничего, этому ты, уж поверь, будешь рада.

Подмигнув ей, лоа отступил в сторону. За спиной его, на балконе, мерцал серебром в угасающем свете знакомый силуэт.

Пусть это был всего-навсего дух, глаза его влажно блестели от слез.

– Таланджи, девочка…

С этими словами король Растахан распахнул объятия навстречу дочери.

Таланджи ахнула. Воительница и королева, в эту минуту она без стеснения, ничуть не стыдясь показать, сколь многое значит для нее эта встреча, бросилась к отцу. Но руки ее обняли пустоту – разве что кожу обдало холодком.

– Утри глаза, дочь моя, – с мягким укором сказал Растахан, проведя призрачным пальцем по ее щеке.

– Вначале ты!

– Как я и думал, ты стала сильней и мудрей, – отстранившись, оглядев ее с головы до ног, продолжил отец. – Горжусь тобой, королева.

– Я… я совершила столько ошибок, отец… Даже не знаю, будет ли наш народ снова мне доверять, – покачав головой, сказала Таланджи, но отец с негромким смехом прикрыл ее губы ладонью.

Вдруг его дух задрожал, зарябил, будто не в силах вынести даже мысли о разлуке с Таланджи. Мерцание его угасло во тьме почти без остатка, словно накрытое тенью набежавшего облака.

– Что это? – возмутилась Таланджи. – Бвонсамди…

Дух Растахана снова окреп, обрел яркость и схватился за грудь.

– Что-то не так… похоже, забвение близко.

– Говори, что нужно, да поживее, – поторопил лоа. – Та Сторона стала слишком уж непредсказуемой.

Растахан кивнул, успокаивающе коснувшись неощутимой рукой плеча дочери.

– Попросишь показать идеальную королеву, Таланджи, и я покажу тебе каменный монумент. Идеальными правители бывают только в народной памяти. Настанет время побед и триумфов, и все твои ошибки забудутся. Ты уже так много пережила, столько трудностей одолела… Одно скажу: жаль, меня не было рядом, чтобы помочь тебе хоть наставлением.

– Ты и помогаешь, – прошептала Таланджи. – Каждый день помогаешь.

– Пора.

Все это время Бвонсамди молча взирал на них из угла балкона, но теперь указал на заходящее солнце.