И, глядя на неприличную пухлость этой папочки, у меня закрадывается ощущение, что у вас были слишком тесные отношения с Разумовским. Иначе я узнал бы об этом раньше. А это уже знаете, чем попахивает?
— Госизменой, — мёртвым голосом проговорил Шуйский.
— А что у нас за госизмену-то полагается по закону, а? — император уже откровенно издевался.
— Смерть и забвение рода.
— Во-о-от, — сказал император, словно похвалив усидчивого, но тупого ученика за правильный ответ. — Тут уж восемь смертных приговоров покажутся ерундой, правда? Их ещё до завтрака пережить можно.
— Чего Вы хотите? — спросил Шуйский, понимая, что вряд ли уже выйдет из этого кабинета.
— А я разве не сказал? — совершенно искренне удивился монарх. — Совсем скоро нам предстоит модернизация законодательства. Нужно будет внести правки в некоторые важные документы. Так вот, я хочу, чтобы в этом вопросе вы заняли сторону короны.
— Хорошо, — одними губами проговорил Шуйский.
Глава 21
Я пришёл на тренировку четвёртого курса по боевой магии и открыл учебник на соответствующем разделе. Мне было интересно, как они применяют заклятия во время тренировочного противостояния. Это же надо себя как-то ограничивать? Или специальные понижающие силу артефакты стоят? Но последних я не нашёл.
Старшекурсники откровенно зевали и передвигались по полю арене весьма лениво, словно из-под палки. Только два-три человека с огромным энтузиазмом взялись за дело и принялись мутузить друг друга. Сразу было ясно, что им это нравится.
Но, конечно же, больше всех выделялся преподаватель. Я не знал его лично, но видел несколько раз в стенах академии. Огромный, усатый, с копной тёмных волос, издалека больше похожих на шапку. Мускулистое тело без капли жира намекало на то, что он занимается не только боевой магией, но и тренажёрным залом не брезгует.
Он, как мог, придавал ускорение сонным студентам, выстраивая их на тренировочном поле, на котором, кстати, не было ни снежинки. И я сделал вывод, что поле снизу подогревается, как и на приличных стадионах.
Затем преподаватель разделил пришедших на занятия на пары и объяснил им, какие именно упражнения отрабатывать.
Я открыл учебник и принялся сравнивать приёмы и техники. Каждая пара сначала несколько минут отрабатывала всё в стороне, а затем выходила на центр открытого пространства, чтобы показать тренеру, насколько усвоен урок.
На поле передо мной сошлись водник и земельник. Если они и допускали некоторые вольности, отходя от описанных упражнений, то моих знаний пока не доставало, чтобы это заметить.
Примерно минут через десять после начала, когда на центр поля вышла уже третья пара, я начал получать от происходящего нереальный заряд адреналина. Мне хотелось самому выйти на площадку и зарядить несколько смерчей в спарринг-партнёра.
То ли кто-то прочитал мои мысли, то ли судьбе так было угодно, то ли просто по случайному совпадению через некоторое время преподавателя вызвали в деканат. А ко мне подошёл студент четвёртого курса со странно знакомыми чертами лица.
— Привет, — сказал он. — Я тебя знаю, ты — Никита Державин.
— Совершенно верно, — ответил я, пожимая протянутую руку. |