— Я и сам хотел бы знать, — искренне ответил я. — Мне показалось, что я умер. Воспарил над своим телом, и все мои дела и заботы показались сущей ерундой. Все, кроме семьи. И ещё, мне показалось, что во мне появилась самая капелька магии. Одним словом, последнее происшествие сильно изменило меня.

— Правда? — она заглянула мне в глаза, желая знать, что я думаю на самом деле.

— Правда, — ответил я. — Я — твой брат Никита, который без памяти любит свою младшую сестру, хоть она и истинный Бармалей.

Я подмигнул девушке, используя первую часть пароля, и она оттаяла. На лице промелькнули облегчение и искренняя радость.

Поддавшись порыву, Карина обняла меня за шею и крепко-крепко прижала к себе. Я буквально чувствовал, как внутри неё бушует буря и различные эмоции борются друг с другом. Но, в конце концов, победила боязнь одиночества.

Уж не знаю, сколько бы она на мне провисела, но тут в дверь постучали.

— Ваш кофе, — раздался голос Кристофа.

— Пообещай, что не предашь! — сказала она, нахмурясь.

— Не предам, — ответил я, по-доброму улыбнувшись. — Ты — моя стая.

* * *

Отец Никиты отличался от моего. Он был старше, и его густые волосы уже тронула седина. Одежду он предпочитал дорогую и смотрел на всё свысока. В то же время было между ними что-то общее. Что-то незримое. Умение держаться так, что любой человек, встречающийся с ним даже мимолётным взглядом, испытывал, если не уважение, то симпатию.

Впрочем, сейчас взгляд Александра Державина, упавший на своего младшего сына, был тяжёл и не весел.

— Рассказывай, — бросил он мне после того, как кивком указал на стул перед его столом.

— О чём конкретно? — поинтересовался я. — С чего начать?

Я думал, что в меня сейчас полетит что-нибудь тяжёлое с державинского стола, но мужчина сдержался. Да, надо привыкать к тому, что этот мужчина — мой отец. Я в этом мире явно надолго, поэтому обязан играть по его правилам. А ещё я несу ответственность за тот род, в который волею судеб попал.

— С начала, — рыкнул Александр Игоревич. — С того момента, как ты связался с простолюдинами и пошёл по кривой дорожке, которая привела тебя прямиком в тюрьму.

И тут память Никиты буквально вылила на меня целый шквал воспоминаний. Настолько, видимо, эта тема была для него больная, что она осталась центром всего того, что осталось от юноши.

Он был не просто младшим в семье. Он был очень близким к абсолютному нулю по магической шкале, поэтому никто из аристократических ровесников не горел желанием с ним общаться. Разве что самоутвердиться за счёт недосилка?

А вот людям далёким от боярского снобизма льстило, что с ними общается высокородный. Но как объяснить всё это отцу? У Никиты это явно не получилось.

— Если с самого начала, — сказал я, — то я оказался лишён круга общения, обычного для юноши из аристократической семьи. Среди всех своих ровесников я считался изгоем из-за низкого магического потенциала. А уж после того, как меня не взяли в академию… Продолжать?

— Изволь, — отец смотрел на меня с явным интересом в глазах. Судя по всему, его младший сын никогда не говорил ему ничего подобного.

— Я знаю, как ты общаешься со своими братьями и сёстрами, — память Никиты действительно содержала очень подробные наблюдения за внутриродовыми отношениями. — И, несмотря на то, что ты в семье тоже был самым слабым магом, с тобою общались на равных или хотя бы создавали видимость подобного общения.