— Эх, а я так надеялся…

— Слушай, ты мне лучше вот что расскажи, — я попытался сформулировать свою мысль чётко и ясно, словно продолжая вчерашнюю тренировку, но, оказывается, это тоже даётся не так просто. — Ты же много читаешь, много знаешь, так?

— Ну да, обожаю читать, — признался Олег и поправил вечные очки на носу.

— Ты слышал что-нибудь про эфир? — спросил я.

— Эфир… эфир…

— Альфамагия, Первооснова…

— Слушай, как будто знакомое, но не так, чтобы прямо на слуху было. Можно в поисковике глянуть.

— Да он примерно, как ты в ответ на этот вопрос себя ведёт.

— Тогда давай в библиотеку академии сгоняем, пока перерыв, там обязательно есть что-нибудь по этой теме.

Удобная штука всё-таки эта изменяемая геометрия пространства. Уже через пять минут мы были у дверей библиотеки академии, хотя находилась она в противоположном крыле.

А ещё в дверях мы столкнулись со студентом, на вид нашим ровесником. И всё бы ничего, только вот у него была заклеена пластырем щека, и рука покоилась на перевязи.

— Державин? — удивился этот самый студент и вдруг попытался достать меня здоровым плечом, но скривился от боли. — А ты что тут делаешь? Тебя ж выперли, как несостоятельного!

Пришлось обратиться к памяти Никиты. Пётр Толстой — одноклассник Державина. Чуть ли не больше всех радовался провалу бывшего товарища.

— Как видишь, состоятельный, — сказал я, расплывшись в мстительной улыбке. — Ещё какой состоятельный. Родине пригодился, она и позвала.

— А, — Пётр сразу подобрался, — так ты с этими, нулевиками теперь тусишь. Как был неудачником, так и остался.

— Ну, знаешь, неудачники неудачниками, но у нас сегодня все на занятия пришли. А вот на первом курсе магов-удачников, ходят такие слухи, семь человек разом на мотоцикле с кровати упали, нога подвернулась, и восемь рёбер пополам.

— Чего⁈ Да я тебя сейчас! — он снова ринулся на меня, но, видимо, никак не мог сжиться с тем, что временно инвалид, поэтому снова скривился от боли.

А я лишь немного отошёл в сторону и дал Толстому проскочить мимо. Несколько секунд мы с Олегом заворожённо глядели на то, как Пётр пытается сохранить равновесие. Наконец, ему это удалось.

— Ты пожалеешь об этом, — бросил он зло и поспешил ретироваться.

— Один из них? — спросил, скорее, для проформы Олег и продолжил после моего кивка. — Будем кому-нибудь говорить?

— Зачем? Сами проболтаются, — с этими словами я открыл дверь в библиотеку.

Я не ожидал увидеть того, что предстало моим глазам: полки от пола до потолка десятками рядов, и на каждой сотни книг. Причём, высота стеллажей была никак не меньше десяти метров. У верхних полок вились балконы и небольшие лоджии. И всё это пахло бумагой и веками.

— Пойдём, посмотрим в реестре, — шепнул мне Олег.

Мы подошли к экрану, который смотрелся бы тут чужеродным, если бы тоже не был стилизован под огромный раскрытый фолиант. Олег набрал слово «эфир», и нам выпали три названия книг, напротив каждого из которых значилось: Ун. 1 экз. ИБ.

— И что это значит? — также шёпотом спросил я.

Олег повернулся ко мне, и я прочёл в его глазах непонимание. Видимо, с таким он никогда не сталкивался.

— Там должны быть указаны ряд, стеллаж, полка и место справа, а это — абракадабра какая-то.