Она смотрела на меня серьезно и не мигая. А я смотрел на нее, но почему‑то у меня было такое чувство, что на самом деле она меня не видит, хотя, когда я повернул голову, ее глаза переместились следом за моими.
Но это были совсем неживые глаза, как на портрете, который смотрит на вас, где бы вы ни стояли.
Я позвал:
– Дорис!
Выражение ее лица не изменилось, совсем никакой реакции. Я услышал, как Боб шагнул к шкафу, и сделал ему знак рукой, чтобы он не подходил ближе.
– Дорис, – снова позвал я ее, но в ее глазах не мелькнуло ни малейшего отклика. Я понял, что бесполезно пытаться достучаться до нее, но все же произнес:
– Вы не выйдете, Дорис? Ответа не было.
Я отошел от шкафа, оставив дверь открытой, и когда оказался вне поля ее зрения, повернулся и сказал Бобу:
– Приведите сюда доктора Камерона.
– Что, она?.. Она?..
– Приведите доктора Камерона. Он вышел.
Глава 18
Первым пришел Йонкер, и я почувствовал в груди тугой ком, потому что каким бы рассудительным я ни был в разговоре с Бобом, я едва ли удержусь сейчас от попытки защитить Дорис Брейди от этого человека. Я стоял, готовый к самому худшему, но вслед за Йонкером в комнату вошел доктор Камерон, и я неожиданно понял, что все это время задерживал дыхание. Я выдохнул. Доктор Камерон вошел, а за ним – двое полицейских, избивавших О'Хару и Мерривейла. Йонкер бесцеремонно спросил, обращаясь ко мне:
– Где она?
Я постарался отнестись к этому вопросу так, словно он исходил от доктора Камерона, и отвечал, глядя на доктора:
– Она в шкафу, доктор. Сидит на полу справа. Йонкер направился к шкафу, но доктор Камерон его опередил, и я услышал, как он заговорил мягким ободряющим голосом. Йонкер стоял позади него, пытаясь увидеть происходящее из‑за спины доктора. Потом он предложил:
– Давайте вытащим ее оттуда, доктор. И вы сможете с ней поговорить.
– В этом нет необходимости, – вмешался Фредерике. Его тон был холоднее обычного, и я посмотрел на него с некоторым удивлением, заметив, что он относится к капитану Йонкеру с неприкрытой антипатией.
– Доктор Камерон лучше знает, что делать в данной ситуации, – добавил он и повернулся ко мне:
– Вы с ней говорили?
– Я позвал ее по имени три или четыре раза, и спросил, не хочет ли она выйти. Ответа я не получил.
Йонкер, чьи планы были нарушены из‑за сидящей в шкафу девушки, протиснулся между мной и Фредериксом:
– А что насчет другого?
– Исчез, – ответил я и рассказал о том, что обнаружил в комнате Файка.
Йонкер был доволен: с этой ситуацией он был знаком.
– Птичка упорхнула, а? Равносильно признанию своей вины, как вы считаете?
Ответил ему Фредерике:
– Совсем нет. Файк – алкоголик с большим стажем. После эмоционального потрясения он обычно снова тянется к бутылке. Вы найдете его в ближайшем баре.
– И все же он может оказаться преступником.
– У Николаев Файка, – презрительно сказал Фредерике, – недостаточно крепкие нервы даже для того, чтобы поставить мышеловку. Он не тот, кто вам нужен, если вы действительно ищете того, кто совершил преступление.
– Конечно, мы ищем преступника. – Йонкер действительно ничего не понял. – Для чего еще мне тут быть?
Он на самом деле не понял скрытого обвинения Фредерикса, что он хочет засадить первого же подвернувшегося под руку подозреваемого, и мне стало интересно, повторит ли Фредерике эту мысль в более ясных выражениях.
Не повторил – просто пожал плечами и отвернулся, а потом подошел к доктору Камерону. Они пошептались, стоя у дверцы шкафа, затем Фредерике снова повернулся к Йонкеру и сказал:
– Доктору Камерону нужно поговорить с молодой леди наедине. |