Бочкова, не дожидаясь того, чтобы
ей сказали сесть, тотчас же села, как только кончились вопросы.
- Ваше имя? - обратился женолюбивый председатель как-то особенно приветливо к третьей подсудимой. - Надо встать, - прибавил он мягко и
ласково, заметив, что Маслова сидела.
Маслова быстрым движением встала и с выражением готовности, выставляя свою высокую грудь, не отвечая, глядела прямо в лицо председателя
своими улыбающимися и немного косящими черными глазами.
- Звать как?, - Любовью, - проговорила она быстро.
Нехлюдов между тем, надев pince-nez, глядел на подсудимых по мере того, как их допрашивали. "Да не может быть, - думал он, не спуская глаз
с лица подсудимой, - но как же Любовь?" - думал он, услыхав ее ответ.
Председатель хотел спрашивать дальше, но член в очках, что-то сердито прошептав, остановил его. Председатель сделал головой знак согласия и
обратился к подсудимой.
- Как Любовью? - сказал он. - Вы записаны иначе.
Подсудимая молчала.
- Я вас спрашиваю, как ваше настоящее имя.
- Крещена как? - спросил сердитый член.
- Прежде звали Катериной.
"Да не может быть", - продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем он уже без всякого сомнения знал, что это была она, та самая девушка,
воспитанница-горничная, в которую он одно время был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой
потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь гордый
своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил с этой женщиной.
Да, это была она. Он видел теперь ясно ту исключительную, таинственную особенность, которая отделяет каждое лицо от другого, делает его
особенным, единственным, неповторяемым. Несмотря на неестественную белизну и полноту лица, особенность эта, милая, исключительная особенность,
была в этом лице, в губах, в немного косивших глазах и, главное, в этом наивном, улыбающемся взгляде и в выражении готовности не только в лице,
но и во всей фигуре.
- Вы так и должны были сказать, - опять-таки особенно мягко сказал председатель. - Отчество как?
- Я - незаконная, - проговорила Маслова.
- Все-таки по крестному отцу как звали?
- Михайловой.
"И что могла она сделать?" - продолжал думать между тем Нехлюдов, с трудом переводя дыхание.
- Фамилия, прозвище ваше как? - продолжал председатель.
- Писали по матери Масловой.
- Звание?
- Мещанка.
- Веры православной?
- Православной.
- Занятие? Чем занимались?
Маслова молчала.
- Чем занимались? - повторил председатель.
- В заведении была, - сказала она.
- В каком заведении? - строго спросил член в очках.
- Вы сами знаете, в каком, - сказала Маслова, улыбнулась и тотчас же, быстро оглянувшись, опять прямо уставилась на председателя.
Что-то было такое необыкновенное в выражении лица и страшное и жалкое в значении сказанных ею слов, в этой улыбке и в том быстром взгляде,
которым она окинула при этом залу, что председатель потупился, и в зале на минуту установилась совершенная тишина. |