- Как мы ее назовем?

Он печально покачал головой.

- Нужно назвать ее в честь тебя.

- Нет, - сказал Рейес и задумчиво свел брови. – Нельзя давать ей имя, которое может привести к ней эмиссаров моего отца. Нужно придумать что-то такое, что будет невозможно выследить.

- Может быть, что-нибудь попроще? Ну, хотя бы не очень необычное. – Я наклонилась и уже почти начала писать. Рейес одобрительно кивнул, но я все же решила предупредить: – Написанное пером не вырубишь топором.

- Я тебе целиком и полностью доверяю.

Я попыталась улыбнуться, но не вышло, поэтому просто начала писать. Моего неземного отца, как я теперь знала, звали Рэн-Итх-Бижу. Мать - Эйн-Итхиал. А меня при создании назвали Эль-Рин-Алитхиа. Трясущимися руками я написала в бланке настоящее имя Пип – Элвин Александра (женский вариант среднего имени Рейеса) Лоэр. В глазах помутнело, и я подняла голову узнать, что об этом думает Рейес.

- Лучше не придумаешь.

Свернув бланк, я положила его в конверт вместе с запиской, которую написала для Пип пару месяцев назад, и отнесла конверт Лоэрам.

Мы стояли под звездным небом, и я поняла, что не могу смотреть, как увозят мою дочь. Я закрыла глаза, и по щекам потекли слезы. Не шевелясь, я просто слушала. Слушала, как заводится двигатель. Как под колесами хрустит гравий и сухая трава. Как машина петляет по горному серпантину, оставляя за собой лишь отражающееся от стен каньона эхо. Я слушала и слушала, пока не поняла, что слышу только, как плачут Куки с Эмбер. Как куда-то уходит Ош. Как барабанят по земле лапы огромных адских псов, которые бегут за машиной. Ни за что на свете они не бросят мою дочь, и эта мысль пусть слабо, но все-таки утешала. А потом я услышала, как, задохнувшись под натиском невероятной боли, рухнул на колени Рейес.

Меня обнимали чьи-то руки. Гладили по плечам. Кто-то обещал, что со временем станет легче. Но горе внутри меня продолжало расти. Оно раздувалось, набирало силу, пока я не утонула в нем с головой. Я посмотрела на звезды, на планету Пип и поняла, что больше не могу сдерживать бушующую во мне силу. Из груди вырвался первобытный крик, невероятным потоком наружу пролилась энергия, и я взорвалась миллионами искр.

Голова раскалывалась. Я прижала пальцы к вискам. Интересно, почему мне кажется, будто мои мозги только что взорвались? Оказалось, я лежу на спине, и это тоже удиляло. Я не могла вспомнить, чтобы ложилась на спину. И вообще мало что помнила, но от жуткой головной боли по-настоящему тошнило, и я попыталась вспомнить хотя бы, где держу лекарства.

Внезапно возникло еще одно ощущение – дикий холод. Не помню, чтобы мне хоть когда-нибудь было так холодно. И тут до меня дошло: я не помню, где нахожусь. Может, я лунатик? Я попробовала открыть глаза, но ничего не вышло. Зато по векам колотили ледяные капли, и мне срочно надо было выяснить, откуда эти капли взялись.

Не меньше минуты ушло на то, чтобы между веками образовались две узкие щелочки. Шел самый натуральный ливень. По лицу текли потоки, и кожу жгло от холода. Я прикрыла глаза руками и тут же увидела, что надо мной стоит здоровенный ротвейлер. Едва я его заметила, он заскулил и стал вылизывать мне лицо. Вот только его знаки внимания ни капельки не согревали.

Где-то сверху мерцал желтый свет. Это были огоньки сигнализации. В спину впивались какие-то камушки. Я попыталась сесть, ободрав локти. Потом погладила ротвейлера и заверила его, точнее ее, что со мной все в порядке. В конце концов собака чуть-чуть отошла, чтобы освободить мне место. Перед глазами все еще плыло, но я посмотрела сначала налево, потом направо. В обе стороны тянулся темный переулок. Сощурившись, я вгляделась в выцветшую вывеску, которая висела над дверью прямо передо мной. На ней было написано «Гриль-бар “У костра”». Левее, на самом здании, висела табличка Исторического общества с надписью «Пожарная часть.