|
Потому что кругом были свои, с детства знакомые люди. Ефиму даже казалось, что именно из-за того, что в Красногвардейске участковый уполномоченный он, Ефим Афанасьев, здесь никакого преступления серьезного и случиться не может, так как не заслужил он такой обиды. Да и знал он всех настолько, что и в мыслях допустить не мог, как это от него можно плохое скрыть. Сам он взыскивать с людей не любил, от всякой дури старался просто удержать. А перед праздниками заходил в магазин и отдавал продавщице список: кому не следует продавать в эти дни больше чем пол-литра. Добавлял при этом:
– А коли ругаться начнут да просить жалобную книгу, то по такому поводу ее не выдавать. Нечего пьяниц до чистой бумаги допускать. За разъяснениями ко мне присылайте, даже на дом можно. Так и говорите, что я велел. И вдруг – грабеж, да еще с применением оружия! Только сейчас и понял, где промахнулся. Пять лет уже работал участковым, на всех совещаниях только одни похвалы слышал, в прошлом году звание офицерское присвоили. И все эти годы полагался только на своих, коренных красногвардейских. А сколько в последнее время новых людей понаехало! И не только специалистов да рабочих кадровых, но и тех, с кривой душой, которые болтаются по белому свету без всякого смысла. Знал ведь об этом! А что мог о них сказать? Ничего. И получилось, что оторвался от жизни. Вот где собака-то зарыта!.. …В поселковой столовой сказали, что Катька-буфетчица работала вчера, а сегодня отдыхает. Поглядел на часы. Время двигалось к полудню. Решил сходить к Катьке домой, хоть и далеко да и не больно хотелось. Такая она уж была Катька: с другой женщиной мужчина пройдет рядом – и никто слова не скажет, а кто возле Катьки побыл – всякое доверие теряет. И все равно мужики возле нее вертятся. А она только похохатывает. И Афанасьеву дверь она открыла широко, забелела зубами в улыбке, словно ждала: – Проходите. Вот так гость! – Не ждала, что ли? – тоже улыбнулся он. – Я сроду никого не жду. Ко мне сами ходят. А ты испугал. – И хохотнула весело. – Вот и я сам пришел. – Вина не прихватил? – пошутила. – В такую-то рань? – Сегодня можно: все равно же завтра воскресенье! – Ладно, – сказал Афанасьев. – Знаю, что женщина ты веселая, гостей любишь, а я – по делу, Хотел кавалером одним твоим поинтересоваться… – Которым? – прыснула она. – Часто меняешь? – решил подковырнуть ее. – А что делать, если они испытания моего не выдерживают? – нисколько не смутилась она. – То дурак попадет, то наоборот – такой умный, аж противно. Один на телка похож, другой на петуха. Не хочешь, да расчет дашь! – Правильно. Воюй, пока порох есть, – Не война это, одно расстройство… – Так вот. Слышал я, есть или был, не знаю уж какой, кавалер один возле тебя. А нынче понадобился он мне по одному вопросу. Думаю, поможешь мне найти его… – Чего это ты, Ефим, сыздаля ко мне подъезжаешь, как к незнакомой? – упрекнула она. – Сказал бы кто, и все. Мне ведь скрывать нечего, вся на виду. Кто такой? – В том-то и дело, что ни имени, ни фамилии его не знаю. – Ну, хоть с виду-то какой? Мне аж самой интересно. – Хрипловатый голос у него. – Кто же это? – силилась вспомнить Катька. – Точно: со мной видели? – Чего мне обманывать. – Хрипловатый… Так это Колька Ширяев, химлесхозовский. Ну и вспомнили! Со смеху помереть можно. Я его уже с полгода на вытянутую руку не подпускаю. |
