При моем приближении разговоры стихали, менялась интонация, все переходили на фламандский. Мысль о том, что среди этих шести орнитологов есть один, с которым Ингрид мне изменяет, казалась убогой, но помимо воли злила меня. Терпеть не могу прислушиваться, прятаться в тени, ходить так, чтобы не скрипнула ни одна половица, истолковывать взгляды, натыкаться на людей, спрашивающих себя, знаю я или нет. Паранойя была еще хуже, чем сомнения. Ингрид со всеми вела себя приветливо, не более. Во время сиесты, снова взявшись в душном кабинете переписывать письмо Раулю, я почувствовал, что мной овладевает злость. Я сказал себе: Ингрид любит сразу двоих, не зная, кого предпочесть, колеблется в выборе между мужчиной и женщиной, убегает от меня, тоскуя по давней связи, возникшей еще до нашей встречи.
Мы изображали счастливую пару. Она ни разу не дала понять, что это ложь, — и тем больнее было постоянно помнить о том, что я потерял ее.
От Рауля никакой поддержки не было. Стояла жара. Велосипеды пылились в гараже, а его надувной бассейн был для меня слишком мал. Когда в пять часов вечера солнце заглядывало в мое душное убежище, я перебирался в мастерскую, позади кухни, где вновь и вновь без всякой надежды на успех брался за свое неоконченное письмо. Из комнаты сверху доносились писк джойстиков, электронная музыка, повторяющиеся колючие звуки «Нинтендо» — мой сын мерялся силами с Людовиком Сарром. Скрючившись в своем укрытии, опустив голову на руки, положив локти на чистые листы, я прислушивался к этим непонятным диалогам, звучавшим, как отходная молитва моей жизни изобретателя и моей роли отца.
— Бомба была бы кстати: мы разнесли бы ее в клочья. Мне всегда было интересно, а что за ней.
— Может, Страна Теней?
— Нужно стрелять, иначе провалишься на четвертый уровень. Я придумал одну вещь на 3D. Смотри, там тайник! С другой стороны — это падающие крысы.
— Что там написано?
— Смени очки, косоглазый.
— Нет, Людо, хватит, у нас осталась только половина песочных часов!
— «Людовик, ты должен попытаться убить колдуна мечом Экскалибур. Но будь осторожен, ибо отныне все демоны замка гонятся за тобой по пятам». Что значит «по пятам»?
— Ничего, жми.
— «Старейшина деревни, согласно легенде, укажет тебе путь и научит, как получить защиту у фей»... Блин, опять этот бред!
— Дальше.
— «Отправься к старейшине, он расскажет тебе, где найти Экскалибур и что с ним делать дальше, возьми рубин и сердце, которые приведут тебя в дом старейшины».
— Они с ума сошли! Тебе не хватит звезд, чтобы израсходовать сердце!
Впрочем, это все равно было лучше молчания, потому что раз в два дня Людовик Сарр приглашал Рауля к себе лазить по Интернету. Тогда я уходил в лес. Но даже тишина теперь не принимала меня. Я быстро шагал по своим любимым тропинкам, среди буков, сжимавших в своих объятиях сосновую рощу, потянувшуюся до Круа-Сен-Жан, — и мне нечего было сказать деревьям: они отказывались говорить со мной. А ведь именно здесь я прятался в возрасте Рауля, когда моя мать продала ферму, — в заброшенной хижине дровосеков. Здесь я истово молился, обнимая стволы, чтобы Господь или феи подарили мне жизнь о которой я мечтал. И сюда я все эти годы приходил просить — и благодарить — те силы, которые помогали мне. В восемьдесят третьем, когда я снова выкупил ферму на свои гонорары, я заметил у тропинки небольшой пригнутый к земле куст, надломленный оленями. Я разогнул его, приподнял и привязал к толстому мертвому суку. Месяц за месяцем я наблюдал, как кустик сбрасывает листья, выпускает новые, как затягивается рубец. Теперь он превратился в прекрасную березу.
Год за годом я подвязывал и ставил подпорки под ясени, ивы, деревья неизвестных мне пород — красивые, невзрачные, искривленные, и забота о них, слова ободрения и поддержки, боль за эти деревья, отдающаяся во мне, — все это моя гордость и радость. |