Раздались громкие аплодисменты и оглушительные крики, потому что все искренне разделяли его радость. Может быть, один-два человека и заподозрили правду, но им хватило ума промолчать.

– А ты, Гильберт?! – закричал кто-то из толпы – Ты как собираешься окрестить дочку?

Поскольку Гильберту в жизни никогда не приходилось размышлять о таких пустяках, как имена для детей, он оказался в замешательстве. Он несколько раз открыл рот и опять закрыл его.

Мег, отважившись, заговорила:

– Калласандра, – громко произнесла она. – Вы забыли, господин? Вы назвали девочку Калласандра. – Это имя она слышала много лет назад от каких-то странствующих циркачей, и ей оно показалось красивым. Почти таким же красивым, как и сама малышка.

Все несколько раз произнесли это имя, прислушались, как оно звучит, а потом какая-то женщина проговорила:

– Какая прелесть. – И одобрительно кивнула головой. Гильберту ничего не оставалось, как согласиться с этим.

– Дайте их мне, – произнесла Мег, Забирая младенцев из рук Джона. Она больше не могла без них.

Мег уселась в угол и принялась кормить детей. Джон же решил тут же объявить, что Гильберт женится на его десятилетней дочери. Эта новость была встречена недоумением и ропотом. Гильберт никому не нравился, его просто терпели, поскольку он был высокого происхождения. Но сейчас, будучи пьяными, они не стеснялись выражать свое отвращение, осуждать его за похоть и жалеть невинное дитя.

Гильберт постарался скрыть раздражение тупостью Джона, объявившего эту новость. Он предпочел бы жениться на девочке по-тихому, развлекался бы как хотел, и никто бы не знал ничего.

– Не беспокойтесь, – громко заявил он, пытаясь смягчить сказанное, – я, конечно, не лягу с ней в постель, пока она не превратится в женщину.

– Упокой, Господи, ее душу, – прошептала какая-то женщина, и почти все, кто ее слышал, рассмеялись

Джон ни на кого и ни на что не обращал внимания. Он не мог оторвать взгляда от мальчика, который жадно сосал грудь кормилицы. Он всю жизнь не спустит глаз с ребенка Он ни за что не допустит, чтобы кто-нибудь тронул его пальцем. Он ему даст все самое лучшее. Он ему даст все.

В тот день, когда Джон Хэдли назвал темноволосого мальчика своим сыном, ее покинула последняя надежда,

В течение девятнадцати лет какая-то затаенная надежда еще тлела в ней. Ей казалось, что если у нее подучится то, чего так хотел ее муж, то в один прекрасный день он полюбит ее. Теперь она знала, что этого не случится никогда. Так же, как он легко отдал поместье Пенимэн, так же он, не колеблясь, отнимет что угодно, как бы дорого ей это ни было.

– Теперь все что у меня осталось, это мои дети, – шептала она, стоя около узенького окошечка в одной из комнат старинного каменного замка. – Мои дети. А не дети другого человека с его этой… – Она даже не знала, как назвать мать ребенка, которая держала ее за руку, когда они рожали вместе, и сказала ей такие странные слова:

– Мой ребенок станет твоим ребенком. А твой ребенок – моим. У них будет один дух, хотя и два тела, Они будут жить вместе и вместе умрут

Вот что сказала та девушка. Эти слова запечатлелись в мозгу Алиды.

– Миледи, ну прилягте же, – мягко уговаривала ее Пенелла, пытаясь подвести госпожу к постели, уложить и заставить отдохнуть. Она еще не видела ее в таком состоянии и страшно тревожилась. Алида всегда была красавицей. Возраст и многочисленные роды только лишь подчеркнули ее красоту и сделали ее более явной. Но после событий, которые произошли в последнюю неделю, Алида так изменилась, что Пенелла с трудом узнавала ее.

Непричесанные волосы Алиды растрепались и седели на глазах.