Тем временем народ прибывает, и до меня начинают доноситься смешки и шепот — по-видимому, по поводу моего наряда. Готова поклясться, что слышала щелчки камер мобильных телефонов, но к тому моменту, когда мне удается наконец выглянуть из-под своей вздыбленной гривы, фотограф успевает спрятать улики. И все-таки злорадное хихиканье, то и дело доносящееся из глубины тесного кружка чирлидерш, реально действует мне на нервы.

Я сверлю глазами их спины до тех пор, пока Алекс Морган не поворачивает в мою сторону копну своих блестящих черных волос и не ловит мой взгляд. Она выглядит так, словно перед эвакуацией из здания успела нанести дополнительный слой экстрачерной подводки для глаз.

Эвакуация-шмавакуация.

Алекс окидывает меня ледяным взглядом и отворачивается к своей компании, откуда тут же раздаются новые смешки.

Сейчас мне страшно не хватает моей лучшей подруги Джейми. У нее, конечно, свои тараканы в голове, но она никогда не пасует перед Гадинами.

А я торчу посреди парковки, одна-одинешенька, с голыми ногами, в майке про муррный день, и испытываю настоящее облегчение, когда маленькой группке наконец надоедает потешаться надо мной.

До меня долетают обрывки разговоров о грядущих выходных, «контрольной, которую мы сейчас пропускаем» и отдельные предложения, вроде: «Давайте сорвемся и поедем позавтракать к "Регги", раз уж все равно торчим здесь».

— Симпатичная футболка, — с едва заметной усмешкой произносит приятный мужской голос. Приготовившись к новым издевкам, я сгребаю все волосы, которые могу поймать, в кулак левой руки и оборачиваюсь.

И тут время останавливается.

Сначала я вижу ухмылку. Но сквозь насмешку проглядывает доброта. Моя броня начинает крошиться еще до того, как я поднимаю взгляд к его глазам — а при виде их остатки настороженности тают, как лед на солнце. Глаза. Сверкающие, бледно-васильковые, со светлыми искорками, в окружении ресниц, которым позавидовала бы любая девушка.

Эти глаза смотрят на меня.

Прямо на меня.

И улыбаются еще заметнее, чем губы.

Окажись в этот момент рядом со мной что-нибудь твердое — скажем, какая-нибудь мебель или хотя бы невраждебно настроенный человек, — я бы, наверное, поспешила опереться, потому что у меня вдруг подкосились ноги. В хорошем смысле.

Вот это да!

Внезапно все исчезло. Футболка, телефон, баскетбол, Гадины.

Остался только парень, стоящий передо мной.

Он выглядит так, словно ему место в раю или в Голливуде, и я готова смотреть на него целый, день. Не отрываясь.

— Спасибо, — выдавливаю я спустя не знаю сколько времени. Потом заставляю себя моргнуть. Его усмешка превращается в открытую, сердечную улыбку, которая кажется мне знакомой, но только потому, что мне этого хочется.

Оправившись от первого потрясения и восторга, вызванного появлением столь прекрасного создания, я делаю мысленный шажок назад.

Помню я его или нет?

Пожалуйста, ну пожалуйста-препожалуйста, пусть я его помню!

Я торопливо пролистываю долгие годы никчемных и важных эпизодов, словно роюсь в старой школьной картотеке которой, для удобства, обзаведусь в будущем. Этого лица точно нигде нет.

Я не помню парня, стоящего передо мной.

На какую-то долю секунды меня это огорчает. Но потом мне на помощь приходит умение во всем видеть светлую сторону. Возможно, я ошиблась. Возможно, он все-таки где-то там.

Стоп, где это мы? Ой, моя форма…

— Пытаюсь положить начало новой моде, — говорю я, улыбаясь и выпуская волосы на свободу. Так лучше.

При этом я слегка поворачиваюсь, чтобы ветер сдул волосы у меня с лица, и заставляю себя обратить внимание хоть на что-нибудь, кроме глаз моего собеседника.