|
Вы имели восприятие в себе россыпи картин, слагающих память, без целого их, без "лика" целого (так нам дана память о "Я"); до сих пор вы видели себя рождением от Николая Бугаева и Александры Егоровой, на Арбате в 1880‑м году, но во всех перипетиях вырастания недовоспринимали чего — то, что все меняет; например: вы помните ваше первое обращение к матери: "Мама!" Слышите ответ: "Сынок!" И не довоспринимаете, что не "сынок", а "ПАСЫНОК". Вдруг это открылось через "33" года после вашего рождения, в октябре 13‑го года; прибавилось "ПА", меняющее все, — сразу, во всех картинах воспоминаний; они, как пелена, слетают: появляется лицо целого, в нем революция биографии; "Не сын, а — приемыш, не родился в Москве: никогда не родился: всегда пребывал… в лике "Я"".
И этот лик — Иисус! Но и последнее сознано не нашим сознанием, не спустившимся [а недопустившимся] в голову высшим; оно — над головой еще; в голове же и в сердце даже нет сознания, — а схваченность [охваченность] вестью, недооткрытой: — — в воспоминаниях открылись тайные двери; и сквозь них всех, как из коридора, из "до" — рождения, из бессмертия в прошлом, кто — то подходит, от чего все смещается; и "ДИКИЙ" мир перед глазами еще диче, страннее, пустее; ГЛАГОЛ, его перерождающий, — будет из наших уст; а пока уста — немы; весть идущего не достигла центра сознания: довспомнить! Но уже как бы: — "Все вспомнил!" Пытаешься обернуться назад, за спину, и глазами видишь: ту же картину разбитого мира. В противовес и ей, и вести из — за спины, — из глубин существа, даже не из сердца, а из — за сердца, в котором ТОЖЕ дверь открыта, но как бы из будущего — теплый свет: ЛЮБВИ ВПЕРВЫЕ! И вещи как — то по — новому названы; смотришь в свет, глазами, повернутыми внутрь, в лабиринты уже, как в коридоры, видя, как из — за сердца, становящегося впервые светом миру — ширится весть? но весть — будущее. Так миг — молния, ударив по середине "Я", явлен в ДВУХ, одновременных потоках, летящих друг к другу, как ветер на ветер, как ветер… сквозь ветер. Но узнания… недоузнаны… Недоузнанные приходят; недоузнанные уходят. Прошлое — коридор, в котором бывшее содержанием и предметным центром воспоминаний, стало как только орнамент стен прохода в… самое НАЧАЛО НАЧАЛ, откуда идет… Друг; забытый и проспанный: до сна — знакомый; с ним [и] была задумана жизнь вместе с Арбатом и с мигом "рождения"; она стала игрою в жмурки. Но Друг идет сорвать повязку. Одновременно: содержание жизни сердца, бьющего настоящим — только стены с открытой дверью: вместо артерий, несущих кровь, — вся вселенная, льющая свет самоочевидности: "Я и мир — одно: во внутреннем тепле и внутреннем свете". Кончилось странствие; и — маскарада вещей: нет! След застигнутости подлинным прошлым (как со спины) пересечен следом подлинного будущего, восходящего, как солнце в сердце: прошли испытания! А глаз видит — разбитый мир; и рассудок, скинутый, как шапка, продолжает действия своей трезвости; он — отмечает: мир не преображен; скорее — доломан; и застигнутость "вестью" — ни экстаз, ни даже схождение высшего "Я", ни что — нибудь иное, ведомое, как слово; и менее всего это — "мистика". Тут происходит экзамен трезвости; тут опасность связаться с ассоциациями особенностей "Я", штампов книг, приобретенных навыков; и надо знать: в следующий миг — в миг возврата в обычные миги — к недоузнанной вести запросятся не здоровье каждого из нас, а наши болезни; они обовьются, как змеи, они прилипнут; они вырвут эликсир жизни и он станет: последней отравою. |
