Снова четыре часа утра. Пальцы порхают по клавишам пишущей машинки, и вдруг раздается звонок в дверь. Ты поднимаешься и в полной предрассветной тишине идешь узнать, кто там.

Где-то далеко-далеко, на другом конце мироздания, звучит ее голос:

– Привет, Роб. Энн. Только что встал?

– Точно. Давненько же ты ко мне не заходила, Энн.

Открываешь дверь, и она проходит в комнату, мимоходом обдав тебя приятным запахом.

– Устала от Майка. Меня от него тошнит. Мне необходима хорошая доза Роберта Дугласа. Я правда устала, Роб.

– Похоже на то. Мои соболезнования.

– Роб… – Молчание.

– Да? Молчание.

– Роб… давай завтра уедем? Я хочу сказать, сегодня… днем. Куда-нибудь на побережье. Полежим на солнышке, пусть оно нас просто погреет. Мне это нужно, Роб, очень.

– Вообще-то, думаю, можно. Конечно. Да. Разумеется, черт возьми!

– Я люблю тебя, Роб. Мне бы только не хотелось, чтобы ты писал этот проклятый роман.

– Если ты распрощалась с этой шайкой, я могу перестать, – говоришь ты. – Но мне не нравится, что они с тобой сделали. А Майк рассказывал тебе, что он вытворяет со мной?

– Разве он что-нибудь вытворяет, дорогой?

– Пытается обескровить меня. Я имею в виду, по-настоящему обескровить. Ты ведь хорошо знаешь, что такое Майк, разве нет, Энн? Подлый и трусливый. Бритз… Бритз, между прочим, тоже, если уж на то пошло. Я и раньше встречал таких. Хотят казаться крутыми, чтобы скрыть собственную трусость. Майк не желает убивать меня. Убийства он боится. Думает, будто ему удастся меня запугать. Но я не собираюсь поддаваться, потому что уверен, у него не хватит духа довести все это до конца. Он скорее согласится, чтобы ему повесили обвинение за наркотики, чем решится на убийство. Знаю я Майка.

– А меня ты знаешь, милый?

– Думаю, да.

– Очень хорошо?

– Достаточно хорошо.

– А вдруг я тебя убью?

– Не сумеешь. Ты любишь меня.

– Себя, – промурлыкала она, – я тоже люблю.

– Ты всегда была со странностями. Никогда не понимал и сейчас не понимаю, что и зачем ты делаешь.

– Самосохранение.

Ты предлагаешь ей сигарету. Она стоит совсем рядом. Ты с удивлением качаешь головой:

– Видел однажды, как ты отрываешь мухе крылышки.

– Это было интересно.

– А ты в школе не анатомировала слепых котят?

– С увлечением.

– Ты хоть представляешь, что наркота с тобой делает?

– Мне это доставляет огромное удовольствие.

– А это?

Вы стоите совсем рядом, поэтому довольно одного движения, чтобы лица сблизились. Ее губы все так же хороши. Теплые, живые, мягкие.

Она чуть-чуть отстраняется:

– Это мне тоже очень нравится.

Ты прижимаешь ее, ваши губы снова встречаются, и ты закрываешь глаза…

– Черт! – Ты отскакиваешь.

Ее ноготь впился тебе в шею.

– Прости, милый. Я тебе сделала больно? – спрашивает Энн.

– Все хотят принять участие в представлении, – говоришь ты, достаешь любимый пузырек и вытряхиваешь на ладонь несколько пилюль. – Бог мой, леди, ну и хватка у вас. Впредь обращайтесь со мною получше. Я очень нежный.

– Извини, забылась, – говорит Энн.