И мама станет смеяться на вечеринках, и папа будет ездить в контору с огромным чемоданом, и бабушка будет попивать свое бренди, и кузен Уильям будет колоть булавками манекены, и дядя Флинни будет вечно рассказывать свои бредовые, бессмысленные сказки на ночь.

Но все не так просто. Возврата нет. Идти можно только вперед. Папа, его единственный друг, после этого – случая? – стал чужим. А мама совсем сломалась. Глаза красные, словно она плачет ночами. Ведь под всем этим блеском ей тоже надо жить. Бабушка выпьет в неделю две бутылки бренди, не одну. А кузен Уильям будет вспоминать о Девушке в Сундуке каждый раз, втыкая иголку в манекен, будет бледнеть, шарахаться и топить страх в коньяке.

Она была такой одинокой, когда Джонни нашел ее, – прекрасная темноволосая девушка в пыльном сундуке. Такая чужая. Они были теперь связаны. Ее убили за то, что она была чужой в этом доме, – но Джонни тоже стал чужим. И поэтому он хотел отыскать ее снова. Как потерянную сестру. Ее надо найти, надо помнить – и нельзя забыть.

Джонни осторожно щупал ногой каждую ступеньку, цепляясь за перила. На чердаке ее уже нет, и в комнатах тоже – как они могли бы спать рядом с ней? Может, внизу? Где-то в отложениях темноты. Но не в комнатах прислуги, конечно.

Едва он добрался до последней ступеньки, как наверху медленно-медленно отворилась и вновь закрылась дверь. Звука не было, но кто-то спокойно и неслышно прошел и встал на верхней ступеньке парадной лестницы.

Джонни замер, вцепившись в стену, точно тень. Пот стекал по лицу, капал с ладошек. Он не видел, кто молча стоит там, в темноте, но ощущал его пристальный взгляд.

Но повернуть назад нельзя. Нельзя просто лечь в постель и все забыть. Забыть Девушку в Сундуке, ee одинокую смерть. Джонни глубоко вдохнул, подождал секунду и, увидев, что стоящий на лестнице не собирается спускаться, ринулся через зал, по коридору, в кухню, через черный ход на освещенные луной просторы сада.

Впереди лежали сияющий квадрат бассейна, роща, сауна, по обе стороны от нее – цветники и сверху – звезды. Чуть дальше виднелись теплица и садовый сарайчик. Туда и побежал Джонни. Тень сарайчика послужила ему убежищем. Оглянувшись, он не заметил в доме ни движения, ни огонька.

Тело, должно быть, спрятано в одной из садовых построек.

Так хорошо сейчас было бы в постели. За запертой дверью. Джонни дрожал, как вода в бассейне. Ему показалось, что кто-то смотрит на него из окон второго этажа. Намек на стоящую фигуру, вроде той, что смотрела с лестницы… Потом она исчезла.

Послышались шаги. Кто-то шел по покрытой гравием дорожке, идущей от парадного, через рощу сикоморов, кто-то прятался в тени деревьев, невидимый и едва слышный.

А потом внезапно на свет вышла она. Не мама и не бабушка. На грани лунного полусвета и рваных теней стояла Девушка из Сундука..

Она молча смотрела на Джонни.

Мальчик сглотнул. Пальцы его сами собой вцепились в тело. Моргая, он недоверчиво вглядывался в представшую ему картину. Листья сикоморов дрожали на ночном ветру. Где-то за оградой ухнул клаксон, точно заблудившаяся сова.

Так она жива! Весь дом просто потешался над Джонни. Это все какая-то невероятная, непонятная шутка. Все они против него. А учительница – живая! Не было никакого убийства! И трупа не было! Она пришла, его собственная и ненаглядная, в минуту самого непереносимого одиночества.

Джонни выпрыгнул в лунный свет. Он бежал изо всех сил, тихо, не крича и не окликая, по траве, по плиткам вокруг бассейна, к сикоморам.

А она ждала его, раскинув руки для нежных объятий, и тени сикоморов колыхали ее тонкое вечернее платье.

– Элли, это ты? – прошептал Джонни. Он потянулся к подолу плывучих теней…

И вселенная лопнула. Платье взметнулось безумным, пьяным вихрем. Девушка из Сундука согнулась с хриплым вздохом, падая в обморок… нет.