Письма из Италии приходили в обитель по запутанным подпольным каналам и кружным путем. Доставить письмо из Италии в Америку было очень трудно. Но, тем не менее, они приходили… всегда приходили…

Сирина внимательно взглянула на настоятельницу.

– Думаю, дело не в этом.

– Могла бы ты написать кому‑нибудь другому?

– Только одному человеку.

Марчелла, их старая служанка! Муссолини разрешил принцессе оставить лишь одну служанку. Несколько преданных слуг выразили готовность бескорыстно служить своей госпоже, но и на это власти не дали разрешения. Епископ умер прошлой зимой… Осталась только старая служанка…

– Завтра я напишу Марчелле. – Девушка радостно улыбнулась. – Мне следовало бы догадаться об этом раньше.

– Уверена, с твоей бабушкой все в порядке…

Сирина кивнула, но сомнения не оставили ее. Бабушке было уже восемьдесят… Всякое могло произойти.

Письмо, отправленное Марчелле, возвратилось через четыре недели нераспечатанным. На нем стояла пометка почтальона, гласившая, что «Марчелла Фабиани больше не живет по указанному адресу». Неужели они отправились на ферму? Может быть, жизнь в Венеции стала трудной? Тревога росла, Сирина окончательно замкнулась. Через неделю она отправила письмо бабушке на ферму в Умбрию. Но и это письмо не нашло адресата. Сирина отправила письмо мажордому и получила его нераспечатанным с пометкой «умер». В течение первых недель и затем месяцев ужас и отчаяние сменились тупой болью. Что‑то произошло, в этом не приходилось сомневаться, но узнать, что же именно, не было никакой возможности. Никого не осталось, за исключением Серджио, разумеется… Только после окончания войны у нее появится возможность вернуться в Италию и выяснить все.

Для этого у нее имелось достаточно денег. Прощаясь с Сириной, бабушка дала ей толстую пачку американских долларов. Девочка не знала, откуда у бабушки американские деньги, однако на следующий день, оставшись одна в ванной, Сирина насчитала тысячу. И еще десять тысяч долларов монахини получили по тайным международным каналам. Эти деньги должны были пойти на оплату расходов, связанных с пребыванием Сирины в монастыре. Девочка знала, что значительная часть этой суммы еще не была израсходована. Каждую ночь, лежа в постели, она мечтала, как с их помощью вернется в Италию после войны. Она отправится прямо в Венецию и там все выяснит. Если с бабушкой что‑то случилось по вине Серджио, тогда она немедленно поедет в Рим и убьет его.

Эту мысль Сирина лелеяла на протяжении почти двух лет. Война в Европе закончилась в мае 1945 года, и с того момента Сирина планировала возвращение на родину. Другие дети ждали известий от родителей, но Сирине достаточно было только оформить документы и достать билет. Не требовалось даже разрешения монахинь. Ей уже исполнилось восемнадцать лет, а в поезде она встретила свое девятнадцатилетие. Казалось, на то, чтобы добиться разрешения на проезд, ушла целая вечность, но все же, наконец, оно пришло.

Мать Констанция отвезла девушку в нью‑йоркский порт и устроила на корабле. Прощаясь, она крепко обняла Сирину.

– Помни, дитя мое, что бы ни случилось, не в твоей власти изменить прошлое. Прими то, что есть, и надейся на лучшее.

Слезы наполнили огромные зеленые глаза Сирины, сверкавшие ярче изумрудов. Юная девушка стояла перед старой монахиней, разрываемая противоречивыми чувствами признательности и ужаса, скорби и сожаления.

– Вы были так добры ко мне все эти годы, матушка. Благодарю вас.

Сирина порывисто обняла монахиню. Прозвучал корабельный гудок, на этот раз пронзительнее прежнего, и мать Констанция покинула каюту. Ее последние слова были:

– Храни тебя Бог.

Это было девять дней назад.