Но сердце мое начало гулко стучать потому, что он направился к водопаду и стал взбираться по скалистому склону, словно чувствовал, где я должна быть.
Я следила за его подъемом: сперва такой далекий от меня, он становился все более и более близким, все более реальным и угрожающим. Внизу у водоема он остановился, посмотрел по сторонам, потом вверх. Меня он не увидел. Нахмурился и снова продолжил восхождение.
Я присела у прислоненных друг к другу камней и положила на них ладонь, так как нарастала жестокая дневная жара, а они были все еще прохладными, твердыми и надежными. Я задрожала, у меня екнуло сердце, и я жалела, что не страх был тому причиной.
Я слышала его шаги по камням, по воде. Дважды он останавливался, а потом опять двигался дальше.
Затем он свернул с тропы и вырос передо мной на фоне густеющего на восходе неба. На этом светлом фоне он выглядел темным, но я вполне различала его лицо.
Он посмотрел на меня и хрипло произнес:
— Ну конечно. Где ж ты еще могла быть?
Он шел вдоль края мелких ручьев, но не пересекал их.
— Здесь ты находишь покой, не так ли? — сказал он.
В его голосе и выражении лица было нечто, от чего что-то во мне съежилось. Я ничего не сказала. Казалось, я тонула в его присутствии, но тут уж было ничего не поделать.
— Они говорят, — он ткнул большим пальцем в сторону ущелья, — что ты убила какую-то девчонку потому, что та носила от меня ребенка. Вызвала снадобьем выкидыш, а потом опоила ее и дала ей умереть.
Говорить, казалось, не было смысла, но он явно ждал ответа.
— Нет, — ответила я.
— Нет, — повторил он. — Конечно же «нет». Зачем тебе это делать? Шуллат говорит о тебе так, словно ты женщина, с женскими чувствами и злобой, но ты холодна как речная глина. Возможно, в тебе есть порочность, но не такая заурядная, как ревность. Кроме того, богиня, боги принимают только необходимое. Если им нужно, они берут не спрашивая.
Я почувствовала потребность ухватиться за эту фразу, циничную и все же куда более глубокую, чем тот смысл, который он в нее вкладывал. Но на это не нашлось времени.
— Сам толком не понимаю, зачем я привез тебя сюда. Заболеют овцы и коровы — и это припишут тебе. Они не будут довольны, пока ты не исчезнешь. — Тогда я уйду, — сказала я.
— О нет, это не так-то просто, богиня. Ты знаешь, где наша крепость. Когда я говорю «исчезнешь», то имею в виду исчезнешь с глаз людских под землей со стрелой в сердце или со сломанной шеей. Впрочем, — добавил он, — если я отрежу тебе язык и пальцы…
— Нет! — выкрикнул визгливый голос. — Убей ее! Твои люди тоже желают ее смерти, Дарак.
Позади Дарака возник женский силуэт, говоривший голосим Шуллат. Дарак полуобернулся.
— Кто тебя просил следовать за мной, Шуллат? Только не я.
— Я знала, что она будет здесь — вместе с Камнями — и знала, что ты не сделаешь того, о чем мы просили — убить и сжечь ее, и избавить нас от ее грязного проклятья.
Я встала, и кровь заиграла у меня в жилах. Меня должны умертвить и сжечь, потому что так потребовала эта сука. Я шагнула через ручей, и она внезапно бросилась на меня с ножом в руке. На этот раз настал ее черед проявить проворство. Лезвие рассекло мне плечо, и кровь быстро окрасила воду, словно вино, превращая лавандовые цветы в пурпурные, а розовые — в алые. Я схватила ее руками за горло, упершись коленом ей в бок. Дура, она могла бы оттолкнуть меня тысячью разных способов, но она снова пырнула меня ножом в руку, и под воздействием боли я толкнула ее тело в одну сторону, а голову — в другую, переломив ей шею.
Все произошло слишком быстро, чтобы подумать: «А дарую-то я Смерть!» Импульс шел из глубины моего «Я», безудержный и неодолимый. |