Он отвечал уклончиво:

— Мне… наплевать!.. Прости, что я говорю загадками, и не пытайся понять, — тут же добавил он. — Все это, в сущности, чрезвычайно просто, но тайна принадлежит не мне одному!

Я не настаивал, подумав, что здесь, должно быть, замешана женщина. Уверяю вас: в ту минуту я и не подозревал, что он хотел так неожиданно бросить дом, детей и родину ради этой бедняжки Марты… Мне это пришло в голову много позднее… То, что мы знаем теперь, превосходнейшим образом объясняет события тех дней и слова Андре. Он собирался вернуться, чтобы вырвать ее из когтей мужа, а освободив ее, он мог сколько угодно смеяться над Сен-Фирменом!..

Но все это нисколько не интересовало меня. Я думал только об одном: Андре не уедет!.. Через несколько недель, самое большее, снова начнется прежняя жизнь, и в Героне, и в замке!.. Вы знаете, что это была за жизнь!.. И я тоже знал ее!.. Стены этой столовой могли бы многое рассказать… Вы уже переставали любить меня, Фанни, а я любил вас по- прежнему!..

Он перевел дыхание и подождал несколько мгновений… Но Фанни продолжала молчать… И он продолжал:

— Так значит, мы не поедем в Париж? — спросил я грубо, стараясь подавить злобу против Андре, кипевшую во мне.

— Что ты! Разумеется, поедем! — отвечал он. — Программа внешне останется без изменений!.. Мы приедем в Париж, я заеду в мою контору на рю Ассас, затем ты отвезешь меня на вокзал на набережной д’Орсей, где я возьму билет в Бордо. Мы попрощаемся. Я войду в вагон. Ты снова сядешь в автомобиль и будешь ждать меня у Аустерлиц- кого вокзала; все это чрезвычайно просто.

— Очень просто? — переспросил я. — А сундук?!..

— Ах да! сундук… Черт возьми! Я не подумал о сундуке!.. Послушай… его совсем не видать под брезентом. Поезд уходит так рано, что ни один носильщик не подойдет к автомобилю и не будет пытаться сдать сундук в багаж… К тому же, я быстро выйду из автомобиля, как будто у меня нет никакого багажа, кроме ручного чемоданчика!..

— Как хочешь! — сказал я.

— Сундук не имеет ровно никакого значения, — прибавил он. — Важно, чтобы все думали, будто я уехал, вот и все!.. и чтобы никто не видел меня в течение некоторого времени…

Он помолчал, погрузившись в свои мысли, а потом заговорил со мной о делах, но я не слушал… Мы прибыли в Париж и в точности выполнили намеченную им программу действий. Простившись с ним на перроне вокзала Орсей, я направился с автомобилем к Аустерлицкому вокзалу и стал ждать его. Я больше ни о чем не думал. Я действовал, как заводная кукла. Я совсем поглупел.

Вскоре он вышел из здания вокзала, сел рядом со мной в автомобиль и мы поехали в предрассветной мгле. Он заставил меня сделать громадный крюк и мы очутились в лесу. Он хотел, чтобы я высадил его неподалеку от Рис-Оранжиса. Мною все сильнее овладевало чувство страха… я чувствовал себя уничтоженным… я спрашивал себя, как я скажу вам все это, вернувшись домой… я видел вас… я слышал вас… я знал, что, не будь маленького Жако, вы давно бросили бы меня… а Андре говорил только о делах, рассказывал о заказах, которые получил накануне, напоминал, что необходимо послать распоряжения в наши отделения в провинции… Я снова превратился в приказчика. Он больше не предлагал мне стать во главе дела — об этом и речи не было… Наконец, он сказал мне:

— Оставайтесь в вашей квартире в Героне… Я уверен, что все обойдется благополучно… Я напрасно перепугался!..

Короче говоря, все рушилось… и я вел машину с бешеной скоростью, как будто мечтая о катастрофе, которая покончит со всеми моими мучениями.

Внезапно во мне поднялась волна ужасной ненависти к этому человеку, даже не подозревавшему, в какое отчаяние повергло меня его решение.