Вайтилингам увидел приближавшегося белого человека и спрятался. Кустов кругом полно. Он не осматривал коров, коз и кур. Сидел с черным чемоданчиком сбоку, пытался думать, смотрел на реку, гадал, примут ли его джунгли за ней, гадал, не в джунглях ли он действительно исполнит свой долг. С совсем незначительным интересом смотрел, как Краббе подходит к поджидавшей лодке.

Никого больше поблизости не было. Краббе глянул направо, палево, опираясь на трость. Джунгли, река и небо.

Вайтилингам смотрел, как Краббе пытается сесть в лодку. Неуклюже ставит ногу на планшир. Нога как бы подломилась под ним. По-прежнему держа трость и сумку, он на миг качнулся в воздухе и упал. Вайтилингам видел воду, зеленую, белую, протестующе выставленные длинные пальцы, когда тяжелое тело ударилось о поверхность воды. Слышал звуки — слабые человеческие, потом животные, и, услышав животные, сочувственно поднялся. Постоял в нерешительности. А потом, когда звуки стихли, река успокоилась, лодка снова осела, опять сел на траву. Забота о человеческой жизни не входит в его профессиональные обязанности. Гуманность? Да, гуманность, но гуманность — совсем другое дело. Он посидел какое-то время, раздумывая о гуманности, видя великие абстракции, движущиеся и машущие в листве джунглей за рекой.

Глава 10

Мистер Ливерседж упорно жевал жвачку, тихо и незаметно, сидя на своем месте. Если кто-нибудь в суде заметит легкое движение скул, вполне может принять за разминку новых вставных челюстей или за легкий симптом тропической невралгии. В любом случае, не имеет значения. Это Восток, тут позволено многое, запрещенное у антиподов. Мистер Ливерседж, родившийся в Тувумбе, учившийся в Брисбейне, был закоренелым здравомыслящим квинслендцем и видел все смехотворные восточные суса в истинном свете. Люди здесь убивают за пять долларов, мужчины разводятся из-за того, что жены вздыхают над красотой кинозвезды П. Рамли, даже рыщущие по ночам бродячие собаки визжат до посинения, если другой пес куснет их за мизинец. Мистер Ливерседж жевал, кивая понятному рассказу мистера Лима из Пинанга, хоть в душе презирал акцент помми ; жевал откровеннее, дергая кончиком носа, над риторикой тамилов, особенно тамила с голосом как у чертовой девки, над обрывочными несуразностями полиции. И быстро вынес вердикт:

— Много шуму из ничего. Мальчишки ищут приключений. Где их можно найти? Они хоть не торчат каждый вечер в кино, не шляются по кофейням. Проявили инициативу. Настоящего вреда причинить не хотели. Посмотрите на ножи, которые полиция именует смертельным оружием. — Мистер Ливерседж взял одно заржавевшее вещественное доказательство. — Этим ножом не разрежешь горячего масла. Им и муху не ранишь. — Четверо обвиняемых возненавидели мистера Ливерседжа за такие слова. Вот оно, британское правосудие. — Они ничего не украли. Брюки возвращены. Если бы мальчики хотели украсть, украли бы не одни грязные обвисшие брюки. — Маньям вспыхнул. Ему не удалось получить из Паханга другую одежду на смену. — В штате творится истинный бандитизм, в джунглях, в деревнях, причем многие, кому следовало бы хорошенько подумать, ему помогают и поощряют. Но не надо хватить горстку безобидных мальчишек за невинное приключение. Не надо попусту тратить время. У нас есть дела поважнее. — Четверо мальчиков выпустили негодование шипящим паром. Безобидных, надо ж такое сказать.