Не очень-то мне понравилось такое соседство, потому как возле фургона все время вертелись парни с повязками, так что я со своим кальяном пересел на другое место. О том, что творилось внутри, говорили разное, да только я не слушал.
Но именно когда в городе у нас стоял тот белый фургон, пропахший эфиром, всем наконец стало понятно, до какой степени вдова была подлая, потому что тогда вдруг Рамани придумал себе новую глупость и начал болтать, будто ему скоро пришлют подарок, из Дели, от самого правительства, лично для него, и будто это будет роскошный транзисторный радиоприемник на батарейках, самой последней модели.
Тут-то мы поняли, что с головой у нашего Рамани не все в порядке, иначе с чего бы он то про кино, то про радио, и потому в ответ ему лишь терпеливо кивали и говорили: «Да, Рам, повезло тебе» или: «Какое хорошее, щедрое у нас правительство, дарит приемники людям, которые любят поп-музыку».
Но Рамани твердил, будто это правда, а вид у него был счастливый, как никогда, до того счастливый, что трудно было поверить, будто дело в одном только радио.
В скором времени после того, как мы в первый раз услышали про радиоприемник, Рамани и вдова поженились, и тогда все стало понятно. На церемонию я не пошел — свадьба, как ни крути, была бедная, — но Рам вскоре проехал мимо моего баньяна с пустой коляской, и я его окликнул.
Рамани остановился, сел рядом, а я спросил:
— Дитя мое, не ходил ли ты в фургон? Что они там с тобой сделали?
— Не беспокойтесь обо мне, — ответил он. — У меня дела лучше не бывает. Я люблю и любим, учитель-сахиб, и я сумел добиться того, чтобы моя женщина согласилась выйти за меня замуж.
Признаюсь, я впал во гнев, я даже едва не заплакал, когда понял, что Рамани добровольно подверг себя тому унижению, на какое другие пошли вынужденно. С горьким упреком сказал я ему:
— Глупое ты дитя, ты позволил женщине лишить тебя мужского начала!
— Чепуха, — сказал Рамани, и это-то про насбанди. — Прошу прощения, сахиб учитель, за то, что говорю о подобных вещах, но любовью заниматься это не мешает, да вообще ничему не мешает. Детей не будет, но моя женщина их и не хочет, так что у меня все о’кей на все сто процентов. Кроме того, это в интересах нации. Так что мне скоро пришлют радиоприемник.
— Радиоприемник, — повторил я.
— Да, сахиб учитель, — сказал мне доверчивый Рамани, — помните, как несколько лет назад, когда я еще был мальчишкой, портной Лаксман тоже сделал себе такую же операцию? Тогда ему быстро прислали радио, весь город ходил слушать. Его прислали в благодарность от правительства. Вот бы и мне такое же.
— Уходи, убирайся! — в отчаянии закричал я, но мне духу не хватило сказать то, о чем знал весь город: никаких радио давно никому не давали, все уже и забыли про радио. Сто лет, как поняли, что вранье это и ничего больше.
После того случая вдова вора, которая теперь была женой Рамани, стала появляться в городе редко, потому что, конечно же, ей было стыдно за то, что она с ним сотворила, а Рамани работать стал дольше прежнего, и всякий раз, завидев кого-нибудь из тех, кому наболтал про радио, — а таких было много — прикладывал ладонь к уху горсткой, будто уже держал в ней окаянный приемник, и начинал кривляться, изображая диктора.
— Йе акашвани хэй, — орал он на всю улицу. — Говорит «Радио Индия». Передаем новости. Представитель правительства сегодня заявил, что радиоприемник для рикши Рамани уже выслан и вот-вот будет доставлен по адресу. А теперь немного популярной музыки.
Тут он начинал петь своим нелепым, высоким фальцетом какую-нибудь из песен Аши Бхонсле или Латы Мангешкара. |