Изменить размер шрифта - +
 – Сегодня я ходила в поселок и выяснила, что Сикрам Ралатт бесследно исчез и его лавка пуста. Я походила и поспрашивала про него. Узнала, что он исчез в тот день, когда ушла Роуз. И более того, по поселку ходят ужасные слухи. Что он был… был… – Она затряслась от рыданий. – О, что я натворила, что я натворила!

 

Роуз

 

После того как женщина по имени Урда утащила Туки, я редко его видела. И то урывками, – несмотря на все мое дружеское расположение и жизнерадостные приветствия, он все время отводил взгляд. Только но тому, что белая кожа его немного розовела, я понимала, что он меня слышит и понимает. Урда вела себя как всегда, не выказывала ни враждебности, ни злости – одно сплошное безразличие.

Хуже того, меня стал мучить новый ночной кошмар. В нем мне удавалось зажечь лампу, и, когда я подносила се к моему гостю, я видела, что он отвернул от меня лицо. У него была густая золотистая шевелюра. Я трясла его за плечо, чтобы разбудить. Тогда он поворачивался, и оказывалось, что у него совсем нет лица, только большая зияющая дыра. Я начинала кричать.

Когда я проснулась в этот раз, крик застрял у меня в горле, а в комнате было все так же темно. Я услышала шуршание и быстрые шаги. Я не осмелилась протянуть руку, чтобы проверить кровать, а пошла на ощупь на цыпочках по комнате к двери и увидела, что она приоткрыта.

 

Белый медведь

 

Ей снятся сны.

Кричит.

В страхе.

Я мечтаю.

О покое.

Скоро.

Наконец-то.

Рассказать ей.

Скоро все закончится.

Свобода.

 

Роуз

 

Из-за этих кошмаров я стала бояться ночей и темноты. Зато дни мы с белым медведем проводили просто великолепно. Мы общались как два близких друга, которые все понимают без слов. Казалось, что теперь человеческое присутствует в нем постоянно. Я с нетерпением ждала, когда он придет в комнату с красным диваном. Я садилась на коврик около огня с книжкой в руках, а он заходил и ложился рядом со мной. Я читала ему вслух, а он слушал, положив голову на лапы. Часто он закрывал глаза, но я точно знала, что он не спит, потому что, когда в рассказе намечался неожиданный поворот, он тут же открывал глаза. Если рассказ ему особенно нравился, он тихонько урчал или насмешливо фыркал, когда история казалась ему слишком неправдоподобной.

Я выбирала для него хорошие рассказы, поучительные и захватывающие. Когда я читала что-нибудь смешное, мы смеялись вместе, и это было так приятно, хотя смех огромного медведя не для ушей слабонервных людей. Когда я впервые услышала этот звук, то едва удержалась, чтобы не выбежать из комнаты.

Над одним рассказом мы особенно потешались. Это была старая норвежская сказка о капризном муже, который вечно жаловался на свою жену, что она сидит дома, пока он трудится в поле. Жене надоели его жалобы, и однажды она сказала:

– А ты справишься с домашней работой?

– Конечно, любой мужчина может сделать ее лучше, чем женщина, – ответил муж.

– Давай тогда поменяемся. Завтра я пойду в поле косить траву, а ты останешься дома и займешься хозяйством.

Муж согласился.

Естественно, пока жена косила в поле, несчастный муж наделал дел: ненароком убил свинью, разлил сметану по полу на кухне и вылил из бочки всё пиво. Медведя больше всего рассмешило, когда муж уронил только что выстиранное белье в грязь, запутавшись в бельевой веревке.

– Думаешь, у тебя получилось бы лучше? – сквозь смех спросила я у медведя, забыв, что разговариваю не с человеком, а с животным.

Он перестал смеяться. Я посмотрела на него и увидела в глазах тоску. Потом он ушел.

Я вспомнила, как он вздыхал, наблюдая, как я полоскала ночную рубашку.

Я постепенно училась играть на флейте. Я привыкла к присутствию медведя и давала ему концерты из простейших пьес для начинающих, которые нашла в нотах.

Быстрый переход