Эта сеть убийц была совершенно вне них.

Последняя таблица, возможно, была самой пугающей: список всех миссий за прошлое десятилетие… и список погибших, включая колонку «сопутствующий ущерб».

Таких немного. Совсем нет. И никаких женщин и детей… по крайней мере, их нет в списке.

Принимая во внимание стиль работы данной операции, ей казалось, что это не результат каких-либо моральных ограничений, а, скорее, прямых указаний не светиться.

И с другой стороны, что касается убитых мужчин… она знала девяносто процентов имен, и они были злыми… воплощением зла, теми, кто массово убивал собственных граждан, возглавлял суровые режимы или приводил в действия события устрашающих масштабов.

Она решила, что несколько незнакомых ей людей были той же породы.

Эта группа «истребителей» проделала хорошую работу скверным способом, полагала Мэлс: сложно сказать, что их попытки не были оправданы, учитывая резюме целей.

Напоминало идеалы отца в глобальном масштабе…

Мэлс еще раз вернулась к досье.

Матиаса не было среди фотографий или имен.

И у нее было пугающее предчувствие, почему.

Он составлял основу всего этого, движок. Не так ли.

Потерев лицо, она выругалась в ладони.

Он передал ей информацию, чтобы доказать свои слова… и как бы ей ни хотелось обнаружить ложь в этих файлах, вымысел, который проявится в противоречиях между подробностями дел, слишком многое подтверждалось, когда касалось текущих событий. За все годы она сама видела статьи, сюжеты новостей, комментарии вокруг этих смертей.

Это действительно правда.

На другой стороне улицы, напротив дома Мэлс, Матиас скрывался в тени огромного клена, скрестив руки на груди, ноги расставив на ширине бедер.

Он видел Мэлс в спальне наверху, она сидела за своим столом, освещенная потолочным светом, ее голова была склонена, а брови сильно нахмурены. Время от времени она откидывалась на спинку кресла и смотрела перед собой… а потом возвращалась к своему ноутбуку.

Она просматривала материалы.

Его работа на этом закончена.

Тогда почему он не чувствовал покоя? Разумеется, именно это было его «докажи-или-все-потеряй» перепутьем, эта исповедь, которую, благодаря Мэлс, увидит свет? Одной флэшкой он разрушил годы труда, послав организацию в свободный полет, который сотрет все подчистую: оперативники разбегутся в поисках укрытия. Политики станут супер-искренними и будут от всего отнекиваться. Будет созван специальный совет конгресса или сената. А спустя неисчислимое количество долларов налогоплательщиков и месяцев следствия, дело будет закрыто.

А потом кто-нибудь другой создаст новое подразделение: эта законопослушная страна по-прежнему будет заниматься грязной работой, потому что порой необходимо опуститься ниже своего врага и играть по его правилам.

Такова суровая реальность.

Тогда почему, черт подери, он не тащит в этот самый момент свою задницу на Манхэттен, чтобы забрать наличку и пуститься в бега по неизведанным дорогам и незнакомым странам?

Дело не в Мэлс.

Оставляя ее, он умер во стольких смыслах, но его это устраивало. Его исчезновение – правильный поступок по отношению к ней, и только это имело значение… невзирая на то, что он будет скучать по Мэлс каждое мгновение до самой своей смерти и после оной.

И дело не в его совести. Он не чувствовал нужды сдаться, чтобы враги смогли найти его и убить в тюрьме. Его единственный шанс на спасение – покинуть настоящий мир… и не похоже, что вечные бега позволят ему насладиться жизнью.

Это дерьмо – всего лишь мобильный набор решеток.

Он до конца жизни будет расплачиваться за свои грехи.