Крис, моя жена, взяла напрокат грузовичок приличных размеров и ждала нас. Она воспользовалась моим пребыванием в больнице, чтобы разобрать наши вещи и уложить свои в картонные коробки, образовавшие в центре гостиной нечто вроде шаткой пирамиды. Такие же пирамиды высились в спальне и коридоре.

– Давайте приступим сейчас же, – сказала она. – Поедим потом. А то духу не хватит.

И это было действительно разумно.

Мы занимали третий этаж небольшого коттеджа с садиком в предместье (мой брат Марк занимал второй, над гаражом), и лестница там была крутая. К тому же выстроенная черт-те как, с узкими ступеньками, и закрученная штопором. Я на ней себе чуть почки не отбил и колено повредил. А ведь я всегда предсказывал, что кто-нибудь из нас с Крис в конце концов окажется в больнице из-за этой сраной лестницы, и как в воду глядел!

– Я не заклеила коробки, чтобы ты мог проверить, не взяла ли я чего лишнего.

– Мне нечего проверять, можешь заклеивать.

– Я подумала, что могу забрать часть белья. Как ты думаешь?

– Ну разумеется. Конечно, можешь. Не станешь же ты покупать все заново. Бери что хочешь. Не будь дурой. Забирай все, что тебе нужно.

Пока мы с Крис препирались, Мэри-Джо принялась старательно освобождать квартиру от всего того, что мы с Крис в ней беспечно накапливали на протяжении долгих пяти лет. Все, что мы с ней за пять лет втащили наверх, теперь предстояло стащить вниз; все, что распаковали, теперь надо было запаковать – только уже без всякого пыла. Я напрасно сохранял В себе часть, некоторую часть того возбуждения: стоявшая перед нами задача казалась мне сейчас куда тяжелее, чем в моих самых мрачных предположениях и даже в самых жутких кошмарах. Я бы сказал, несопоставимо тяжелее… Да еще эта проклятая лестница!

Два часа спустя мы все были измочаленные, потные, бледные, как мертвецы. Крис подвернула лодыжку и с трудом передвигалась среди своих коробок, прихрамывая, морщась и кусая губы от боли. Мэри-Джо здорово оцарапала голову, совершая отчаянно-смелый прыжок внутрь грузовичка, благодаря чему я заметил, что ей необходимо заново покраситься, и как можно скорее. Мое бедное колено тоже подверглось тяжким испытаниям. Все мы запыхались, носовые платки хоть выжимай. Откуда-то издалека доносилась музыка, довольно дрянная, это по одной из станций шла ночная передача, но нам было не до концертов. Воздух был влажный, тяжелый, липкий – как раз для переезда, ничего не скажешь. Короче, в нашей маленькой команде зрело раздражение с примесью апатии, нечто вроде отчаяния, не желавшего называться своим истинным именем.

– Ну ладно, девочки. Знаете, что мы сейчас сделаем? Сказать вам, что мы сейчас сделаем, а?

У нас впереди был целый уик-энд. Зачем гробить себя сейчас, когда целый уикенд дрожит на горизонте, как шкурка голубой норки. У нас еще было полно времени… Как бархатная пелерина, усыпанная звездами…

Шатающаяся от усталости, обессилевшая Крис возразила, что эти два дня она намеревалась посвятить мытью стен в своем новом жилище, а также его минимальному обустройству. Я сказал: «Конечно. Мы ведь вечно строим всякие планы. Но они по большей части самым жалким образом рассыпаются в прах».

В конце концов мы отправили Мэри-Джо домой. Разделили по-братски сэндвичи, приготовленные Крис, и пожелали ей доброй ночи. Дважды Крис заверяла Мэри-Джо, как высоко ценит ее помощь, тем более в такой нудной, каторжной работе.