…Выслушивая то нелепые байки из походной жизни шеварийских солдат, то дилетантские рассуждения о перспективах войны, Крамберг терпеливо ждал, когда же трактирщик исчерпает запас сплетен и заговорит о действительно важном. Пока же разведчик, медленно цедя из пятой по счету кружки вино и ковыряясь вилкой в третьей порции жаркого, осторожно оглядывал зал, пытаясь заметить, не косится ли кто из посетителей в его сторону и не прислушивается ли к их с корчмарем разговору.

Вроде бы на первый взгляд ничто не предвещало беды. По крайней мере, никто из дюжины посетителей ни на блюстителей порядка, ни на агентов шеварийского сыска не походил, да и опасным казался не более чем трехлетний малыш, играющий «в лыцаля» и по этой причине гордо оседлавший ночной горшок да вооружившийся треснувшей ложкой с выщербленной тарелкой. Кроме совсем не воинственного вида, всех присутствующих этой ночью в корчме объединило еще одно довольно прискорбное обстоятельство – все они опоздали к закрытию городских ворот и теперь были вынуждены коротать долгие часы до рассвета на жестких скамьях за далекими от идеала чистоты столами.

Пятеркой крестьян в самом дальнем углу зала можно было сразу пренебречь, считая бездушной, но зато источающей едкий, неприятный аромат мебелью. Тружеников полей, видимо, так сильно обрадовало, что они смогли ненадолго выкарабкаться из-под каблучков сварливых женушек, что по дороге на рынок они основательно перебрали с выпивкой и теперь пребывали в крепком хмельном забытье. Их стол походил скорее на большую двухъярусную кровать: двое возлежали на нем сверху в куче грязной посуды и битых кувшинов, а остальная троица покоилась под ним среди объедков, луж сомнительной жидкости и кое-как скинутых с пахучих ножищ сапог. Вряд ли агентам шеварийского сыска хватило бы фантазии опуститься до такого вопиющего свинства да еще нежно прижиматься друг к дружке во сне, ласково называя женскими именами.

Парочка горожан, мирно прикорнувших возле окна, вызывала у Крамберга куда большие подозрения. Один из обитателей ремесленных кварталов столицы время от времени потихоньку открывал правый глаз и как будто ощупывал взором пространство вокруг себя. Вполне вероятно, что он лишь притворялся дремлющим, а на самом деле не только прислушивался к болтовне корчмаря, но и тайком приглядывал за всем залом. Самое настораживающее, что он открывал зоркий глаз именно в те моменты, когда монотонное бурчание хозяина ненадолго смолкало, а в ответ не следовало реплики. Хотя, с другой стороны, притомившийся путник мог всего лишь приглядывать за своим багажом, той самой маленькой серой котомкой, что покоилась у него под рукой на лавке. В придорожных трактирах частенько воруют, тем более ночью, когда добропорядочных людей тянет ко сну, а мелкие воришки, наоборот, привыкли бодрствовать.

За ближайшим столом ко входу сидел немолодой и, судя по виду, далеко не богатый, но изо всех сил старающийся угнаться за модой дворянин в компании то ли донашивающего его обноски слуги, то ли болеющего честностью и поэтому бедного приказчика. Оба ничего не ели, пили в меру и беседовали вкрадчивым шепотом, все время что-то записывая и высчитывая на разложенных по засаленному столу листах бумаги. Похоже, они обсуждали важную сделку, которую им предстояло вскоре провернуть, и настолько были поглощены многоэтапными сложными расчетами, что даже не заметили, как один из зловонных крестьянских сапог оказался у них под столом и наверняка изрядно затруднял дыхание.