Но хлопцы заметили её и повернули назад, лихо развернулись у колодца, обдав девушку и старенький колодезный сруб волной пыли.

Девушка отступила к забору, прижав ладонь к губам.

Трое байкеров соскочили с мотоцикла, с хохотом подступили к ней, махая руками, что-то предлагая.

Афанасий быстрым шагом направился к ним.

Олег медленно двинулся следом, оглядываясь на вышедшего Вавина и выглядывавшую из окна Шурочку.

– Эй, голытьба, – окликнул компанию Афанасий, – может, хватит шуметь? Народ в тишине отдохнуть хочет.

Все трое байкеров оглянулись.

Кырика он не узнал, слишком много времени прошло с тех пор, когда оба были школьниками. Но судя по замашкам и отсутствию печати интеллекта на физиономии, в которой проглядывало что-то знакомое, самый толстомясый и плотный байкер и был предводителем компании.

Его спутниками были парни пожиже: смуглолицый красавец кавказской наружности, черноволосый, небритый, с серьгой в ухе, – у него на поясе висел нож в чехле, – и славянин с широкой блинообразной рожей, одетый в крикливо– разноцветное тряпьё, какое носят индивидуумы нетрадиционной сексуальной ориентации.

Девушка – стройненькая, пышноволосая (Одуванчик, – мелькнула догадка), отняла ладонь от лица, и Афанасий застыл, не в силах отвести от неё взгляда.

Нельзя было сказать, что она красавица: симпатичная, остроносенькая, зеленоглазая, милая – вот и все достоинства. Но на ней лежала такая п е ч а т ь женственности, притягательной живости, жизнерадостности, обаяния, что захолонуло сердце. И смотрела она на парней не со страхом, а скорее с укоризной, как на расшалившихся детей.

– Тебе чего, дядя? – поинтересовался густым хрипловатым голосом мордатый вожак.

Афанасий очнулся, перевёл взгляд на него.

– Кырик?

Мордатый мигнул, всматриваясь в «дядю». Мыслительный процесс у него проходил медленно.

– Ну? Ты хто?

– Афоня я, – кротко ответил Афанасий, – Пахомова Георгия Геннадиевича сын, не помнишь?

– А-а… – равнодушно сказал Кырик, он же – Вовка Мазурин, так и не изменивший своих подходов к жизни; дрались они в детстве нещадно. – Ходи мимо, Афоня, мы тоже отдыхать хочем.

– Ну и отдыхайте себе тихо, не гоняйте по улице как шальные, не пугайте народ, к девчонкам не приставайте. Всем будет хорошо.

– А ты что нам за указ? – нехорошо улыбнулся кавказец; по-русски он говорил чисто.

– Миром прошу, – пожал плечами Афанасий.

– Невже и не миром могёшь?

– И не миром могу.

– Да пошёл ты! – сплюнул блинолицый «нетрадиционалист». – Пока цел! Не миром он может. Давно не били? Так мы это устроим.

– Попробуй, – кивнул Афанасий. – Только заранее «Скорую» вызови.

– Дай ему, Мопс! – не выдержал Вовка Кырик.

Мопс напыжился, расправил плечи, сжал костлявые кулаки, выставил вперёд животик и попёр на Афанасия как бульдозер.

– Пошёл отсюдова, дядя, не то инвалидом станешь!

Бить в полную силу Афанасий его не стал. Дождался выпада кулаком, уклонился и вонзил костяшки пальцев (приём «копыто лошади») в солнечное сплетение парня.

Блинолицый Мопс хакнул, хватаясь за живот, не в силах разогнуться, стал оседать на землю. Лицо его полиловело.

– Помогите худенькому, – посоветовал Афанасий. – Ещё задохнётся.

Бугай Кырик наморщил узкий лоб.

– Иди, иди, земеля, забирай своего другана, – добавил Афанасий.