– Оля Яшутина, на деревообработке мастер. Лариса Гришенок – аптекарь, Зина Бадыкина – парикмахерша. Да ты сам всё узнаешь, коли по улице пройдёшься. Соседку нашу помнишь?

– Какую? Верку Гудко, что ли?

– Поближе, я же говорю – соседку.

Афанасий наморщил лоб.

– Со мной вроде никто из соседних не учился.

– Я и не утверждаю, что учился, она годков на восемь помоложе тебя, во второй класс пошла, когда ты десятый заканчивал.

– А-а… Дунька Ходченкова, что ли? Мы её Одуванчиком звали.

– Не узнаешь теперь Одуванчика, вытянулась, красавицей стала.

Афанасий остался равнодушным.

– Все растут, чему удивляться. Ну, что, сходим к Сашке Вавину, напросимся в баньку?

– А пошли, уберу только со стола.

Старик подхватился с места, Афанасий тоже встал, помог ему унести посуду, переоделся в спортивное, и они отправились к дому Вавиных, стоящему за колодцем, в полусотне метров от дома Геннадия Терентьевича, на другой стороне улицы. Отец испокон века дружил с главой дружной семьи Вавиных, а вместе с ним и остальные члены семьи Пахомовых передружились с ними, несмотря на разницу в возрасте. Сам Александр Васильевич, худенький и светленький, начавший рано лысеть, почти не менялся с возрастом, и все звали его Сашкой, хотя ему пошёл уже шестой десяток. Жена у Александра была намного осанистей, высокая, статная, бесконечно добрая, и выглядела на тридцать пять, за что её звали Шурочкой все соседи.

Афанасия они встретили как родного сына после долгой разлуки, отчего ему стало неловко. Впрочем, уже через пару минут он почувствовал себя своим среди своих и с удовольствием принялся расспрашивать друзей отца, с не меньшим удовольствием отвечая на их вопросы.

– Ну, вы тут пообщайтесь, а я побегу, – встал из-за стола Геннадий Терентьевич. – Дела остались. Афоня, жду к ужину.

– Он у нас поужинает, – категорично заявила Шурочка.

– Ну и ладно, – согласился старик. – Тогда и я к вам присоединюсь, вкусненького чего-нибудь принесу.

Беседовали недолго, баня была уже готова, поэтому Вавин первым напомнил гостю, что пора париться. Однако тут появился ещё один гость, встретить которого Афанасий даже не надеялся.

В сенях раздался звонок.

Шурочка открыла дверь, мужчины, выходившие во двор, где стояла банька, приостановились и увидели молодого человека приятной наружности, светловолосого, с бледноватым смущённым лицом.

– Здрасьте, Александра Григорьевна, – сказал он радостным голосом. – Не будете сердиться, если я в баньку напрошусь?

– Не буду, – с улыбкой отступила в сторону хозяйка.

Гость заметил в сумраке сеней мужчин, наморщил лоб.

– Лопни мои глаза! – с расстановкой проговорил Афанасий. – Никак Олежка Щедрин!

– Он, – кивнул Вавин.

– Афоня? – удивился Олег. – Вот так встреча! Ты тут каким ветром?

– Каким и ты.

Друзья, присматриваясь друг к другу, сцепили руки, потом обнялись.

– Как я рад! – пробормотал Олег. – Ты не представляешь. Давно хотел позвонить, узнать, где ты обитаешь и всё такое.

– Я тоже рад, – искренне сказал Афанасий. – Сколько же мы с тобой не виделись?

– Лет пять.

– Обалдеть можно! А ты ничуть не изменился.

– Да и ты тоже не сильно.

– Молодые ещё меняться, – засмеялся былобрысый Вавин.