Никто больше не видит, какая опасность грозит царю. Кричать бесполезно: возлюбленный не услышит.
Собрав все силы, Анат бросилась наперерез, и копье пронзило ее.
Юный царь, вне себя от горя, понял, что любимая пожертвовала жизнью ради него. Не разбирая дороги, наступая на трупы, он ринулся на убийцу. Мощным ударом раскроил ему череп и застыл с окровавленным мечом в руке.
Войско Яннаса впервые понесло столь значительные потери. Немало истребили египтян, но гиксосов полегло больше. Камос оказался талантливым военачальником, и египетские барки не подвели.
— Продолжаем погоню? — спросил флотоводца его помощник.
— Нет, нам их не догнать. К тому же вполне возможно, Камос хочет заманить нас в ловушку. Их флот во много раз превосходит наш. Впрочем, разлив Нила не вечен. Когда-нибудь все равно их сомнут колесницы гиксосов.
Лучники на стенах крепости радостно приветствовали флотоводца-победителя, отогнавшего врага от столицы. Воины и раньше его обожали.
Теперь он спаситель Авариса, правая рука правителя Апопи. Хамуди с мрачностью думал о том, что Яннас вскоре совсем оттеснит его. Придется кланяться наглому выскочке.
Раньше распорядитель казны не заботился о войске, больше поощрял тюремщиков, палачей, соглядатаев. Нужно исправить эту ошибку, пока не поздно.
Когда Хамуди вернулся домой, его встретила сияющая Има.
— Мы спасены! Ведь, правда, мы спасены?
— Отправимся во дворец. Ты навестишь госпожу Танаи. Я переговорю с владыкой.
Апопи сидел в самом темном углу в простом кресле без украшений.
— Владыка, флотоводец Яннас обратил в бегство презренных египтян!
— Ты, похоже, им недоволен, верно?
— Наоборот! Я счастлив. Хотя жаль, что погибло столько храбрецов и потонуло много кораблей. Лишь по этой прискорбной причине флотоводец не погнался за врагом и не добил его. И еще одно печальное упущение отравляет мне праздник: Камос по-прежнему жив и здоров.
— Ты уверен? — в голосе правителя слышалось зловещее злорадство.
59
Безутешный Камос рыдал над бездыханной Анат, сжимая ее остывшую руку.
Усач не ушел на речное дно. Его вовремя оттащили от борта, но он по-прежнему лежал без сознания, истерзанный и окровавленный. Кошечка в ужасе осматривала его раны. Хвала богам, смертельных нет! Только левое ухо разрублено.
— Скорей, принеси обезболивающее!
Помощник подал целительнице маленький круглый сосуд с особым, весьма действенным снадобьем, в состав которого входил опиум. Кошечка влила несколько капель в приоткрытый рот Усача. Теперь ее возлюбленный несколько часов будет спать, не чувствуя боли.
Она обмакнула полотняный лоскуток в смолу явора и обтерла рану. Лезвием кинжала аккуратно отрезала клочья содранной кожи. Затем сшила ухо льняной нитью, ловко орудуя тончайшей бронзовой иголкой.
— Думаешь, срастется? — усомнился Афганец.
Кошечка обиделась всерьез.
— Все срастается, если сшила я. Подойди-ка! Что у тебя с плечом? Рваная рана? Сейчас и тобой займемся.
Афганец вдруг медленно осел на палубу. Его тяжело решило, и, хотя он держался до последнего, боль взяла свое.
Фараон смотрел, как тело его самоотверженной подруги заворачивают в погребальные пелены. Его сердце рвалось на части.
— Разворачивайся к Аварису! Назад! — внезапно приказал он.
— Люди устали. У нас много раненых, — попробовал вразумить его градоначальник Эмхеб, который и сам едва держался на ногах.
— Покажем гнусным гиксосам, что с нами так просто не справишься!
— Государь, опомнись!
— Пусть воины умоются, облачатся в чистые одежды и готовятся к бою. |