— Уж чего, а новостей у нас предостаточно! — засмеялась девушка. — В конце зимы всегда так. Наверное, люди нарочно берегут сплетни, чтобы было что обсудить весной.

Она открыла широкие деревянные двери и пригласила их в уютную гостиную. В камине, урча, потрескивал огонь, на низком столике дымилось подогретое вино со специями. Слева и справа в проемах арок виднелись комнаты с настоящими кроватями. Лиат почувствовала, что ее тянет в постель, как валун, лежащий на склоне, тянет скатиться к подножию холма. Она и не подозревала, до чего ей опротивели корабельные гамаки.

Лиат изобразила позу благодарности, девушка ответила сообразно. Мальчик-слуга осторожно поставил корзину возле очага.

— Отдыхайте, — сказала Сейнат. — Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной слугу. Как только отец вернется, я немедленно сообщу вам об этом.

— Вы очень добры, — ответил Найит, очаровательно улыбаясь. — Простите, а нет ли поблизости бань? После долгого морского путешествия я не очень-то гожусь в компанию.

— Конечно же, есть, — кивнула девушка. — Буду рада показать вам дорогу.

«Еще бы не рада, — подумала Лиат. — Неужели в молодости у меня все тоже было на лице написано?»

— Мама, — повернулся к ней Найит. — А ты не хочешь…

Лиат отмахнулась.

— Мне хватит и ванны с губкой. До ужина еще надо письмами заняться. Сейнат-тя, вы не могли бы поговорить с посыльными? Мне нужно будет отправить кое-что на юг.

Девушка изобразила согласие, повернулась к Найту и, слегка улыбаясь, поманила его за собой.

— Погоди, — окликнула сына Лиат, и он остановился на пороге. — Расспроси побольше о ситуации в Мати. Я хочу понять, во что мы ввязываемся.

Найит улыбнулся, кивнул и был таков. Слуга тоже ушел, пообещав как можно скорее приготовить ей ванну. Лиат вздохнула и села возле очага, вытянув ноги поближе к пылающим поленьям. Вино оказалось хорошее, правда, на ее вкус чересчур пряное.

Мати. Неужели она едет в Мати? Лиат снова и снова возвращалась к этой мысли, будто к загадке, которую вот-вот сумеет разгадать. Она собиралась говорить о своих открытиях и тревогах с человеком, который когда-то был ее любовником. Когда-то давно он служил грузчиком в порту и называл себя Итани, а теперь стал хаем Мати. А еще ей предстояло увидеть Маати, с которым она предала свою старую любовь. Когда Лиат об этом думала, у нее замирало сердце.

А Маати? Как отнесется к нему Найит? Станет нарываться на ссору или захочет поговорить по душам, как могут говорить лишь отец и сын? Обсудить, например, тонкости посещения бань с молодыми женщинами в лисьих накидках. Лиат вздохнула.

Найит не раз пытался представить, каково это — покинуть жену и ребенка, которого ты дал миру. Она считала, что в такие минуты в нем просыпается горечь, обида на отца. Только сейчас она догадалась, что кроме обиды в его словах звучала тоска. Сколько же загадок таится в сердце ее милого, тихого мальчика…

Баласар облокотился на перила балкона и посмотрел вниз. Во внутреннем дворе любопытная толпа окружила смуглого чужестранца с миндалевидными глазами, которого он привез из-за моря. Люди засыпали гостя вопросами: почему тот зовется поэтом, а стихов не пишет, как научился так хорошо говорить на гальтском, нравится ли ему Актон. Глаза у них горели, разговор кипел, как вода на раскаленном противне. Что до Риаана Ваудатата, то он купался в лучах славы и отвечал всем со сладким, певучим хайятским акцентом. Когда люди вокруг начинали хохотать, он присоединялся, будто бы смеялись не над ним. Может быть, он и правда не понимал, что служит поводом для насмешек.

Поэт перевел взгляд на балкон и воздел руки в позе приветствия.