Изменить размер шрифта - +
Некоторые из тех ковбоев, что ушли от него, заходили сюда выпить. Они говорят, что он словно обезумел. Он заходил сюда после матча, но потом ушел к себе в Замок.

Он просил меня выйти за него замуж, но я отказалась. Он сказал, что все равно получит меня, но я ответила, что Бриго убьет его, если он попытается это сделать. Он ушел, и тогда Малыш прислал за мной тех двоих.

Но с Хейлом явно что-то произошло. Он сам на себя не похож. Проиграл кучу денег тебе, горнякам и Кэйну Брокмэну. Оплатил все ставки, даже те, против которых ставил не он. Я думаю, он не столько жалеет о деньгах, как о самом факте проигрыша. Он ведь никогда в жизни не проигрывал, ему никогда никто не перечил, и он просто не умеет справляться с такими ситуациями. На самом деле он никогда не отличался силой характера, и эти неожиданные события сломили его.

Мы слышали, как Халлоран сказал ему, что дело о поселенцах будет рассмотрено в соответствии с законом и если будет доказано, что он приказал убить Моффита и Миллера, его повесят. И вот тогда он сломался. Он правил здесь как местный король и сам уверовал в свою исключительность, все шло так, как ему хотелось, пока не появился ты.

— Ты имеешь в виду, — сказал Килкенни, — что все шло хорошо до тех пор, пока он не приказал согнать честных людей с их земли?

— На самом деле началом конца для Хейла была твоя победа над Тернером, о случившемся в Блейзере Хейл узнал только после матча. Он слышал, как ты рассказывал Халлорану о поселенцах, которые были убиты, но не знал еще, что при этом были убиты и его люди, в частности Содерман.

— А что это за украденный скот?

— Кто-то из тех ковбоев, что ушли от Хейла, увел с собой стадо, которое он собирался гнать в Монтану в горняцкие лагеря. Малыш бросился за ними в погоню.

— Тебе надо ехать, — поторопил Килкенни. — Возьми мою серую, она привязана под деревьями. Не жалей ее. Она может скакать всю дорогу, даже не запыхавшись.

Рита легко поцеловала его в губы и вышла. Он подошел к двери и посмотрел ей вслед.

Было темно и тихо. Великан мексиканец спал, раскрасневшись и тяжело дыша. Килкенни положил руку ему на лоб — он был очень горячий. Но пока он спит, лучше его не тревожить.

Килкенни вернулся к свече и проверил свои револьверы. Потом перезарядил револьверы Бриго и вытащил дробовик, хранившийся под стойкой. Он нашел еще два револьвера; оба были заряжены. Положил один из них на стойку, а второй сунул себе за пояс. Затем задул свечу и уселся на стул, с которого были видны обе двери и слышно дыхание Бриго.

До утра было еще далеко.

Дважды за эти долгие предрассветные часы Килкенни поднимался и принимался мерить шагами комнату, напряженно вглядываясь в призрачную улицу. Один раз за окном что-то звякнуло, и он тут же вскочил, но оказалось, что это споткнулся об осколок бутылки трусивший по мертвой улице одинокий мул.

Ближе к утру он задремал, не прекращая прислушиваться к звукам с улицы и из комнаты, где лежал Бриго.

Когда небо стало сереть, Килкенни еще раз проверил Бриго и впервые вспомнил о еде. Он прошел в большую пустую кухню, но почти ничего там не нашел: прошедший уик-энд и празднество оголили все полки. Он поставил греться воду для кофе и снова пошел к Бриго.

Великан лежал с открытыми глазами. Услышав приближение Килкенни, он повернул к нему голову.

— Рита уехала в Кап, — сказал Килкенни. — Она пришлет к тебе Прайса Диксона. Он, оказывается, доктор, — добавил он.

— Знаю. Я давно это знал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Плохо. — Бриго помолчал и добавил: — Слабость.

— Хорошо. Лежи тихо. — Килкенни принес револьвер со стойки бара. — Я оставлю тебе это. А сам схожу в лавку, добуду чего-нибудь поесть и сразу вернусь.

Быстрый переход