|
Он повернулся и вышел на берег прямо через заросли ежевики, не обращая внимания на царапающие лицо колючки. «Чертова баба, — думал он про себя. — Еще и издевается! Прекрасно же знает, что мужчина на войне вечно голоден!» Оберфюрер не считал себя аскетом, но определенных принципов все-таки придерживался. После смерти своей первой жены он несколько лет жил холостяком, но потом неожиданно для самого себя сделал предложение воспитаннице своих мюнхенских родственников Гундель. Как выяснилось позже, Гундель, совсем юная девушка, готовившаяся к карьере пианистки, уже давно была влюблена в статного белокурого офицера СС, охранявшего самого фюрера. Брак оказался счастливым, но детей у них долго не было — лишь недавно Гундель родила Раттенхуберу дочь. Раттенхубер любил жену и старался хранить ей верность — конечно, порой он, как и многие другие, посещал офицерские бордели, но изменой это не считал. Мужчине нужна разрядка, особенно на войне. Главное — не приносить в дом заразу, но для этого офицерам СС выдавали специальные антибиотики. Уколол себя в бедро за час до посещения пуфа — и несколько дней никакая хворь гарантированно к тебе не пристанет. Фон Белов — совсем другое дело. Красивая стерва, умеет себя держать, и видно, что любит командовать. Единственный раз, когда она безоговорочно подчинилась Раттенхуберу — в ту памятную ночь в доме Гитлера в ставке Wehrwolf, когда Иоганн, выполняя приказ фюрера, взял в руки серебряного орла. Но тогда ее воля была сломлена силой загадочного предмета. Кроме того, Раттенхуберу казалось, что Мария не забыла своего поражения и не оставляет мысли взять реванш. «А теперь еще играть со мной вздумала, — думал он с раздражением. — Наверняка этот трюк с полотенцем подстроен специально!» Он разозлился еще больше, когда поднял глаза и увидел сидевшего в секрете в ветвях огромной сосны разведчика. Егерь, не отрываясь, смотрел в бинокль не туда, куда предписывал ему воинский долг, а на заросли, за которыми купалась адъютант фюрера. Конечно же, он видел и дурацкую сцену с полотенцем. — Солдат! — рявкнул Раттенхубер. — Чем вы занимаетесь на посту? Разведчик вздрогнул и едва не свалился с дерева. — Виноват, господин оберфюрер, — он тут же перевел бинокль на вершины Большого хребта. — Больше не повторится! — Уж об этом я позабочусь! — лязгающим голосом пообещал Иоганн. Нашел командира егерей и устроил ему образцовую выволочку за разгильдяйство дозорных. Лейтенант, надо отдать ему должное, все же нашел в себе смелость спросить, в чем именно это разгильдяйство заключалось. — Вместо того, чтобы отслеживать обстановку вокруг лагеря, ваш солдат наблюдал за… — тут Раттенхубер замялся, — за частной жизнью офицеров! — Это недопустимо, — согласился лейтенант. — Я немедленно накажу разгильдяя. После этого Раттенхуберу стало немного легче. Он даже сумел выдержать обращенный на него лукавый взгляд Марии фон Белов, успевшей переодеться в полевую форму СС. До старого дуба добрались быстро — все-таки по утреннему лесу идти было куда легче, хотя приятной эту прогулку Раттенхубер бы не назвал. Он изрядно вымок — ночью прошел дождь, и с мокрых веток за шиворот падали крупные холодные капли. Высокая трава отяжелела от росы, и вскоре сапоги оберфюрера заблестели, будто их полночи натирал усердный денщик. — Пойдем вдоль кабеля, — распорядилась Мария фон Белов. — Первым идите вы, Людвиг. Затем я, потом Иоганн. Йонс свистнул своего пса и, опираясь на вырезанную из белого дерева палку, принялся спускаться по скользкому склону. Несмотря на годы, он двигался уверенно и ловко, как настоящий горный пастух. Мария фон Белов не отставала, легко перебираясь через поваленные деревья и грациозно перепрыгивая залитые дождем рытвины. |
