«Я — начальник, ты — дурак»…
И лишь после трехмесячной борьбы со стихиями упрямому начальнику пришлось признать свое навязанное «сверху» решение ошибочным. Даже между Мозамбиком и Мадагаскаром корабли отклонились от курса на два с половиной градуса к югу, и все попытки обогнуть северную оконечность громадного острова оказались тщетными.
Результат, достигнутый за эти два месяца, был, прямо скажем, весьма убогим. Португальцам удалось разграбить несколько селений на западном побережье и пленить нескольких туземцев. Когда же дом Триштан, после этих «успехов», объявил о своем намерении предпринять новую попытку обогнуть остров с юга, Албукерки попросил позволить ему отплыть с его собственной эскадрой на Сокотру. Да Кунья не имел ничего против. Он не видел причин держать при себе этого вечно недовольного его решениями скептика. Итак, флот разделился. Дом Триштан со своими кораблями поплыл на юг, а дом Афонсу пристал к мозамбикскому берегу, где и занялся починкой своих кораблей. Оттуда он и написал первое из своих знаменитых писем дому Мануэлу, желавшему быть в курсе всех событий.
По прошествии нескольких недель, когда Албукерки закончил ремонт кораблей и уже пустился в плавание, перед ним в тумане моря голубом внезапно появился дом Триштан да Кунья, потерявший всякую охоту к новым географическим открытиям после того, как каравелла его капитана Руя Перейры напоролась на коралловый риф.
С тяжелым сердцем Албукерки спустил свой адмиральский флаг и опять вернулся с флотом в Мозамбик, где да Кунья, к своему удивлению, нашел своего доброго друга Жуана ди Нова. Этот бедный капитан корабля «Флор ди ла Мар» («Морской Цветок»), еще в прошлом году отплыл на родину из Индии, но потерпел у мыса Доброй Надежды столь тяжелую аварию, что вынужден был вернуться и пристать к мозамбикскому берегу. Теперь общими усилиями сильно пострадавшую каравеллу удалось отремонтировать, и ди Нова, по желанию да Куньи, был включен в состав объединенного флота, отплывшего наконец на Сокотру, как и было предписано королевским приказом.
По пути португальцы бросили якорь в Малинди, где нанесли визит вежливости местному султану, другу Вашку да Гамы и первому союзнику Португалии на Востоке. По просьбе Албукерки, султан дал ему в помощь трех туземных кормчих, хорошо знакомых с Аравийским побережьем.
С соседними государствами, на чинимые которыми обиды султан Малинди пожаловался португальскому флотоводцу, Тристан да Кунья живо разобрался. Первым делом он разграбил и сжег Ангожу (или Ангойю). Затем потребовал от властителя Бравы подчиниться Португалии и платить ежегодную дань королю Мануэлу. На что магометанин согласился не сразу, испросив себе время на размышление. Да Кунья заявил, что готов ждать только сутки. Но сутки прошли, а ответа дом Триштан так и не дождался. Тогда он подал сигнал к нападению.
Оказалось не так-то просто провести шлюпки с морским десантом на борту через сильный прибой, в то время как на берегу португальцев поджидал тяжеловооруженный неприятель. Мусульман удалось отбросить лишь после яростной схватки. Ликующие победители ворвались в мечеть. Триштан да Кунья, получивший в рукопашном бою колотую рану, потребовал, чтобы Афонсу Албукерки, рыцарь Ордена Сантьягу, посвятил и его, своего начальника, в рыцари прямо на поле боя, «на том месте, где мавры пролили мою кровь», что и произошло под пение победных труб.
Погрузив на борт сокровища, найденные победителями во дворце султана, и оставив за собой дымящиеся руины города Брава, флот взял курс на Сокотру. Казалось, что дни боев и захвата добычи пока что прошли. Однако строительство крепости и обращение инославных в истинную веру — задачи, ожидавшие португальцев на Сокотре — не всем из них пришлись по вкусу. Капитан Мануэл Телиш, командовавший одним из кораблей эскадры Албукерки, стал с тоской думать об увлекательных приключениях, выпадавших на долю его отца у мыса Гвардафуй. |