Правда, мне нечем было подкрепить мои смутные подозрения. И я решил ничего пока не говорить, но следующую проверку провести вне плана, не предупредив даже командиров отрядов. Сначала нужно сравнить результаты, а потом уже решить, есть ли основания для беспокойства.

Когда я рассматривал тренировавшихся Воинов, мой взгляд зацепился за какую-то непривычную деталь. Я остановился и жестом подозвал к себе свою свиту. Они выстроились за мной полукругом, выжидая, что я скажу.

Мы стояли на боковой дорожке, приподнятой над уровнем пола. Оттуда, с высоты, хорошо просматривался лабиринт тренировочного зала. Прямо под нами Воины в звукошлемах маневрировали в проходах, время от времени останавливаясь, чтобы поразить выскакивавшие перед ними одиночные или групповые мишени, имитирующие муравьев. Прозрачные стены лабиринта позволяли видеть, что происходит, до мельчайших подробностей. Однако меня заинтересовало совсем не это.

– Зур! – мысленно окликнул я своего заместителя. Сенсоры звукошлемов чрезвычайно чувствительны, поэтому мы старались никогда не разговаривать вслух на тренировках.

– Слушаю, командир!

– Позови ко мне вон того Воина… что ждет своей очереди, третьего от начала.

– Будет исполнено, командир.

Я подождал, пока он передаст мой приказ по цепочке.

Одной из целей моей проверки было изучение личного оружия Воинов. Я уже говорил, что каждый сильный звук грохотом отдается в наушниках звукошлемов, а традиционные виды вооружения, которые Воины используют в бою, по своей природе не могут не издавать звуков – они звенят, лязгают, гремят… не оглушительно, но все-таки достаточно громко. Зачастую Воинам приходилось самим, прямо по ходу дела, усовершенствовать свое оружие, приспосабливая его к конкретной ситуации, и подобными усовершенствованиями впоследствии пользуется вся каста. Вот и в тот день я выискивал такие «новинки». Но нашел совершенно другое.

Воин, на которого я указал Зуру, уже шел к нам. Я с удовлетворением отметил, что он не снял звукошлем. Тренировки идут так успешно, что скоро бойцы смогут передвигаться при закрытых щитках как с открытыми глазами.

– Я Рахм, – протелепатировал я, выступая вперед. – Покажи мне свой клинок.

– Есть, главнокомандующий. – Воин тотчас же вынул клинок из ножен и протянул его мне рукоятью вперед.

Я внимательно осмотрел его. Клинок практически не отличался от моего – ни размерами, ни весом, ни балансировкой, разве что головка эфеса была потяжелее. Именно это и привлекло мое внимание. Головка была странной, неправильной формы, с каким-то утолщением с одной стороны, в отличие от гладкой, равномерно обточенной головки эфеса на моем мече.

– Я впервые вижу подобную рукоять, Воин, – протелепатировал я ему. – Объясни, в чем преимущество такой формы?

Его ответ прозвучал несколько неуверенно:

– Ни в чем… командующий.

– Тогда почему ты предпочел именно эту форму?

– Она похожа на муравьиную голову, командующий.

Я еще раз осмотрел рукоять. Действительно, головка эфеса напоминала голову муравья.

– Но зачем тебе это?

– Я… мне доставляет удовольствие смотреть на нее, командующий.

У меня было такое чувство, что я не понимаю чего-то очень важного. Какого-то тайного смысла. Может быть, это нечто вроде рецидива того легкого безумия, вызванного переизбытком свободного времени, что я наблюдал во время предыдущей кампании?

– Где ты взял этот клинок, Воин?

– У Техников, командующий.