— Отчет, говоришь? — Сладкий голос превратился в шипение разъяренной гадюки. — А разве я не приказывал тебе усилить охрану? Еще в первый раз, когда погиб первый уводень? А потом, когда эти скоты добрались до нашего уважаемого Дракутовича?..

— Виноват, Герман Моисеевич, — Мокин наклонил упрямую лобастую голову. — Но все дело в том, что они как будто знают и чувствуют, где конкретно находится особый груз. Вот вчера, — он поднял голову, стараясь, однако, не смотреть в глаза Шаху, — было две спецмашины. И из каждой вынесли по два контейнера. Абсолютно одинаковых.

— И что? — Теперь шипение напоминало уже не гадюку, а анаконду. — И что?

— Тремя выстрелами из винтовки крупного калибра был уничтожен именно тот контейнер, который был настоящим. — Предваряя естественный вопрос, Мокин добавил: — «Крот» исключается. Сотрудники в машинах ничего не знали. Даже если предположить, что кто-то знал, в какой машине следует специальный груз, угадать, в каком контейнере находится… какой контейнер будет вынут первым, а какой — вторым, было невозможно. Я могу предположить, что использование спецсотрудников уже не оправдает себя в полной мере. Против нас задействована СТРУКТУРА, и я могу предположить…

Он внезапно осекся и замер под немигающим взглядом Шаха, словно кролик перед удавом. Герман Моисеевич вдруг словно бы вырос, навис над Мокиным. Его глаза вспыхнули странным бордовым пламенем, он протянул руку и прикоснулся к груди человека. Несколько мгновений ничего не происходило, но потом…

Мокин изменялся. Казалось, будто человек сдувался, словно воздушный шарик. Глаза его вывалились из орбит, рот приоткрылся, а все тело била мелкая дрожь. Кожа посерела, на лице обозначились желваки, а еще через минуту он грузно осел на пол кабинета.

Шах вышел из-за стола, ткнул носком ботинка лежащего, затем обернулся к Эпштейну:

— Можешь присоединиться. Тут еще осталось достаточно…

…Когда с трапезой было покончено и покойника увезли с диагнозом «острая сердечная недостаточность», оба вампира переглянулись. Для них не составляло труда поддерживать человеческие личины, ведь один из них был высшим, а второй скоро должен был стать таковым…

— Его уже давно нужно было заменить, — произнес Шах. Говорил он не по-русски, да и вообще — ни на одном из человеческих языков. — Эти бараны не годятся ни на что, кроме пищи. Службу безопасности возглавишь ты, Эпхгезеодебразан. И первое, что ты сделаешь, — найдешь тех, кто погубил наших сирен.  Найдешь и приведешь их ко мне. Вместе с семьями…

…«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Площадь Мужества». Вагон медленно тронулся, стал набирать ход. Сашка стоял у неоткрывающихся дверей, прикрыв глаза, словно бы дремал стоя. У его ног свернулся Вауыгрр. Со стороны они выглядели, как хозяин с собакой, возвращающиеся после прогулки за город или в каком-нибудь из многочисленных парков Северной столицы. Но это впечатление было ошибочным. Между охотниками шел быстрый разговор:

«У двери с краю».

«Направо или налево?»

«Вроде, налево…»

«Подожди, сейчас схожу, проверю…»

Волк лениво, совершенно по-собачьи, поднялся и неторопливо потопал в дальний конец вагона. Его черный шевровый нос, торчащий из кожаного намордника, уткнулся в пол. Вауыгрр неспешно поворачивал головой туда-сюда, словно искал кого-то. Делать это он старался как можно забавнее и в награду за свое мастерство уже услышал несколько смешков.

Вид собаки, пусть крупной, но с уморительной серьезностью ищущей что-то в вагоне метро, настроил пассажиров на благодушный лад.