Еще не решив, что ему делать, Нефедов бросился к окну. Прочь от здания быстро удалялась сутулая фигура Матроса. Уголовник без малейших колебаний бросил подельника, едва только почувствовал, что запахло жареным. Борька выругался вслед предавшему его дружку.

Между тем из-за двери донеслись громкие голоса. Там собирался народ, и в том числе взрослые мужчины. Медлить больше было нельзя. Борька распахнул окно. Расстояние до земли было слишком велико. Но прямо под окном недалеко от стены здания росло дерево с раскидистой кроной. Можно было попытаться сильно оттолкнуться от подоконника, чтобы приземлиться на его ветки. Они должны смягчить падение…

К счастью, совершить очередной смертельный номер Борьке не позволил милиционер, который стремительно ворвался в помещение и успел в последний момент поймать юного «парашютиста» за полу рабочей куртки.

— Что же ты делаешь, нахаленок! Ты бы хоть о матери своей подумал, прежде чем в окно кидаться.

Спасший Борьку милиционер гневно тряс его за плечи, обдавая жарким, пахнущим табаком дыханием и заглядывая прямо в глаза:

— Думаешь, я не вижу, что ты сюда шестерить явился. Пахан тебя под срок подставил, а сам, небось, в безопасном месте трофеи ждет! Не жалко свою жизнь под хвост этой крысе бросать?!

Глава 4

Это был вылет на перехват рвущегося к центру Ленинграда бомбардировщика. Лейтенант Константин Рублев считался в полку самым опытным ночным охотником, поэтому его и подняли в воздух по тревоге ведущим звена из трех истребителей.

Наземные службы ПВО обнаружили фашиста слишком поздно — уже над городскими окраинами. Когда тройка «Як-1» настигла врага, его уже некоторое время вели прожектора и обстреливали зенитчики. Но бомбардировщиком управлял явно очень опытный экипаж, который даже под интенсивным огнем с земли продолжал упорно идти к цели.

В ярком свете прожекторов и осветительных снарядов «Хейнкель-111» можно было рассмотреть в малейших деталях. Но и стрелкам бомбардировщика приближающиеся перехватчики тоже были отлично видны. Один из «Яков» при подходе к «хейнкелю» попал в мощный воздушный поток его двигателей. «Як» крутануло вокруг своей оси. Истребитель опрокинулся в штопор, и пилоту пришлось срочно покидать его с парашютом.

Рублев открыл огонь по «хейнкелю» со ста пятидесяти метров, метя в правый мотор, и, как ему показалось, попал. От двигателя оторвались куски металлической обшивки. В это время стрелок с бомбардировщика, а скорее всего, свои же зенитчики, которые даже после появления в световом прожекторном поле «Яков», продолжали некоторое время утюжить небо разрывными снарядами, подбили самолет второго ведомого Рублева. Константин услышал в наушниках шлемофона взволнованный и разочарованный голос сослуживца:

— Командир, у меня поврежден мотор, выхожу из боя… Буду тянуть на аэродром…

В этот момент Рублев уже находился метрах в пятнадцати от бомбардировщика. Красные огоньки вражеских трассирующих очередей мелькали и проносились чуть выше и в стороне от «Яка». Неожиданно для себя Константин оказался в «мертвой зоне», недоступной для огня бортовых стрелков «хейнкеля». Верхний пулеметчик «Не-111» не видел истребитель, притаившийся за высоким килем и стабилизаторами бомбардировщика, а его товарищ по экипажу, находившийся у нижнего MG-I5, тоже не мог поймать в прицел «Як», висящий где-то за хвостовой балкой. Костя злорадно представлял себе, какой переполох сейчас творится в кабине вражеского самолета. Словно в подтверждение его мыслей бомбардировщик в панике начал беспорядочно сбрасывать свой смертоносный груз и разворачиваться.