Теперь, когда от его усилий ничего не зависело, когда судьбой Марка занялись другие люди, и Юлий никак не мог на них повлиять, сердце ударилось в галоп. Врачи — профессионалы. Они знают своё дело. И что?! Логика помогала, как мертвому припарки.
Позже старуха сообщила: Марк на Тренге.
«Почему на Тренге?! Почему не в лучших клиниках Октуберана?!»
«Ваш сын нуждается в реабилитации. Тренг — это не только военное училище, джунгли и динозавры. Это еще и превосходный курорт. Не знали? Песчаный пляж, надежный силовой барьер от хищников. Тёплое море, целебный воздух. Фрукты, витамины, покой и уединение. Неужели Марк не заслужил отдыха?»
Заслужил, подумал Юлий. Покой и уединение — в закрытом санатории на острове Сколарис, арендованном Помпилией у Лиги на девяносто девять лет. У тёплого моря, куда не допускаются посторонние; в первую очередь — инорасцы. Фрукты в обмен на информацию, витамины в обмен на исследования. Что в наше время ценней информации?
«Я лечу к нему».
«Нет».
«Я хочу видеть сына! Я имею право!»
«Не сейчас. Вы нужны здесь в качестве консультанта. Мамерк сказал бы: вы нужны родине. И, в целом, был бы прав. Я скажу проще и понятнее: вы нужны мне».
«Моя жена? Валерия? Она может повидаться с Марком?»
«Не вижу препятствий. Почему бы матери не навестить сына? Я распоряжусь и сообщу вам, когда ей можно будет вылететь на Тренг».
Сеанс гиперсвязи ему позволили. Пять минут, плоская картинка.
«Привет, сын. Как ты?»
«Нормально. Залатали, даже шрамов не осталось. Знаешь, какая у нас медицина? Бездельничаю круглые сутки. Купаюсь, загораю, нагуливаю жирок. Ананасы ем, финики околачиваю. Потом — наоборот».
Пошутил, значит. Загорелым Марк не выглядел.
«К тебе мама летит. Прости, меня со службы не отпускают».
«Мама? Отлично, жду».
Вспомнив мать, Марк запнулся. Юлий ждал: сейчас сын спросит про деда. Нет, не спросил. Что с тобой сделали, парень? Через что ты прошёл? Реабилитация?! Да пропади оно всё пропадом, если мальчишек швыряют в пекло, как дрова в костер!
Сейчас в Юлии было больше мальчишества, чем в Марке.
«Я прилечу к тебе, как только отпустят».
«Скорее уж я к тебе! — сын впервые улыбнулся. — До встречи».
И после неловкой паузы, за миг до разрыва соединения:
«Спасибо, папа».
Знал? Догадался?!
Не важно.
…почему так долго? Из главного выхода повалил народ. Где Марк? Кто-то махал Юлию рукой. Юлий обернулся, отслеживая движение. Неужели сын воспользовался обычным путём? Нет, это был не сын — брат. Военный трибун Гай Тумидус проталкивался сквозь бурлящую толпу. Юлий шагнул навстречу, мельком бросив взгляд на дверь для дипломатов.
Вспыхнула зеленая полоска.
Створки разошлись в стороны.
Парадная форма сидела на нём, как вторая кожа. Казалось, он в ней родился. Сукно тонкое, из натуральной шерсти; тёмно-синее, как вечер над Октубераном. Золото пуговиц и знаков отличия — россыпь созвездий. Двубортный, прилегающий в талии китель; бритвенно-острые стрелки брюк. Гагат, похожий на каплю смолы в серебряной оправе — «Глаз Бури» II степени скреплял тугой воротник. Орлы в петлицах, по три в каждой. Седьмой орёл флагманом вознёсся над вверенной ему эскадрильей — кокарда на фуражке с высокой тульей.
Хоть сейчас на парад. В столицу, в метрополию!
Глаза — две льдинки. Левая блестела ярче правой, дробясь еле заметными фасетками. На таком взгляде оскальзываешься, будто на «зеркальце», отполированном сотней ног. |